- Вы всё время говорите так, словно тела посланника нет в гробу, - сказал орёл. - Я не стал указывать вам на ошибку при посторонних. Но сейчас...

- Стало быть, вы его видите? - быстро спросил наставник.

- Разумеется, - нахохлился орёл. - Это человек в парадном мундире с эполетами, с орденом Александра Невского на груди...

- Я вам верю, милейший, - перебил Лумумба. - Но поверьте и вы мне: тела в гробу нет.

Ничего больше не говоря, орёл расправил крылья. Сделав один взмах - в комнате поднялся ветер - он совершил могучий прыжок и уселся на спинку кресла с деревянной резной спинкой, которое стояло рядом с гробом. Кресло жалобно скрипнуло, но выдержало.

- Вы правы, - доложил через минуту, обследовав внутренность гроба и левыми и правыми глазами, орёл. - Игнат Степанович куда-то пропал. А я даже не заметил...

Из него будто выпустили воздух. Взгляд потух, перья сделались тусклыми и будто покрылись зеленоватой патиной.

- Наверное, старею, - пробормотал орёл, тяжело вспархивая обратно на свой мраморный насест. - Значит, пора в отставку...

- Полноте, милейший, - посочувствовал наставник. - Со всяким может случиться...

- Бвана, - тихо позвал я. - А ему могли отвести глаза?

- Это как? - услышал орёл. И впервые обратился непосредственно ко мне.

- К вам могли применить такой приём...

Я в кино видел. Там такие штуки: видеокамеры. Они направлены на одно место и всё время показывают, что там происходит. Но некие умельцы подключились к этим видеокамерам и зациклили картинку - будто бы ничего и нет. А сами спокойно ограбили банк, и смылись...

Когда я на пальцах объяснил, что имею в виду, орёл с сомнением почесал когтем правый клюв.

- Сомневаюсь, - сказал он левой головой. - Я ничего не почувствовал.

- А вы и не должны, - горячился я. - Если диверсия была направлена только на вас...

- Сегодня в посольстве никого не должно быть, - сказал Лумумба. - Прислугу разогнали, про то, что приедем мы, никто не ведал...

- А если охранная система молчит - значит, всё в порядке, - закончил я.

- Разрешите, милейший... - наставник подошел к орлу и протянул руку к тумбе. Птица подвинулась.

Лумумба постоял с закрытыми глазами, перебирая в пальцах невидимые нити, затем вздрогнул и отдёрнул руку, будто обжегся.

- Ах собака! Кусается, - он открыл глаза. - Вы реабилитированы, милейший, - сказал он орлу. - В охранное заклятие действительно был мастерски вплетён дополнительный контур, который отводил вам глаза... Трудновато будет его убрать, не нарушая остального плетения...

- Проще поставить защиту заново, - подал голос оживший орёл. - Раз старая скомпрометирована. Я этим займусь.

- Сделайте одолжение, - Лумумба отошел от тумбы. - Сколько это займёт времени?

- До ночи управлюсь.

- Приступайте, милейший, э... А как вас всё-таки звать-величать?

Мне тоже было интересно, какое имя носит бронзовая птица, и я навострил уши.

- Зовите меня просто: Ваше превосходительство, - с достоинством ответил орёл и прикрыл все четыре глаза.

Мы спустились на кухню. Орёл просил ему некоторое время не мешать, да и нам хотелось перемолвиться с глазу на глаз. А также выпить кофе: поспать этой ночью не удалось, к тому же смена часовых поясов... Разница небольшая, а на мозг давит.

- Ну, что ты обо всём этом думаешь, старший падаван? - спросил учитель, бодро шаря по шкафчикам в поисках всего, что потребуется для кофе.

Слава Макаронному монстру, на кухне он обычно орудовал сам. Когда представлялась такая возможность, конечно.

Мне, по словам бваны, можно было доверить только обмывать заварочный чайник, да и то - медный. Фарфоровый разобью...

- Запутанное дело, - глубокомысленно ответил я, усаживаясь на высокий стул.

- Я бы и сам не смог выразиться лучше, - согласился Лумумба.

Он включил газовую плиту, налил воды в медный ковшик... Я вздохнул. Дома мы кофе тоже в ковшике варили. Только у нас он беленький, эмалированный, с милым бордюрчиком из незабудок. Эх, как там Машка с Гамаюн? - не знаю, по ассоциации ли, или просто так, но я почувствовал, что уже соскучился.

Кухонное помещение располагалось в цокольном этаже, и имело чёрный выход к мусорным бачкам на заднем дворе, а также высокие французские окна в сад.

Через окна шел мягкий солнечный свет, который укладывался желтыми квадратами на плиточном полу в чёрно-белую клетку. Кроме того, через правое окно за нами кто-то подглядывал.

Взгляд был не враждебный, а скорее, любопытный.

Я подал Лумумбе знак, тот молча кивнул. Достал из хрустальной вазы громадное яблоко - красное, сочное, и стал небрежно подбрасывать на ладони.

Бросал он размеренно, ни на миг не прерываясь, всё выше и выше. Я же незаметно сполз с табурета и протёк к окну. Аккуратно нажал на ручку, открывая створку...

- Ой. А как это вы здесь оказались?

Существо, которое на меня смотрело из-под треснувшего козырька кепки с надписью "АРСЕНАЛ", несомненно, было мальчишкой.

- Ловкость рук и никакого мошенства, - ответил бвана от стола. - Вы чьих будете, молодой человек?

- Местный я. То есть, посольский. Конюхов. Сын.

- Раз местный, тогда милости просим, - учитель кинул мальчишке яблоко, тот ловко поймал. - Входи, гостем будешь.

- Благодарствую, - солидно ответил конюхов сын.

- Как зовут? - спросил я, пододвигая парню табурет.

- Петром кличут.

- Пётр Петрович, стало быть, - учитель пододвинул мальчишке большую чашку, в которую плеснул чуточку кофе и большую порцию подогретого молока.

Подал сахарницу - здесь, в Англии, сахар был не как у нас, а кусочками. Даже щипчики специальные имелись - для того, чтобы кусочки эти в чашку кидать.

Мальчишка стесняться не стал. Навалил с десяток кусков, шумно помешал ложечкой, отхлебнул...

- Это хорошо, что вы меня сами позвали, - наконец сказал он.

- Почему?

К детям я относился с опаской.

- Потому что я всё видел, - заявил пацан. Ухоженный такой, кожа прямо фарфоровая. Белая чёлочка, аккуратно зачёсанная на бок, ясные голубые глазки... У него даже шея была чистая. И за ушами...

- И что же ты видел? - спокойно спросил Лумумба.

- А всё, - ёмко обрисовал пацан. - Только запросто так я ничего не скажу.

- И что же ты хочешь?

- Чтобы меня в штат приняли. На полное довольствие и зарплату.

- Экий ты, меркантильный... - вырвалось у меня. - Детям работать не положено.