«Что она здесь делает? — в бешенстве подумал Сорен. — Енотий помет!»

Он пошевелил клювом, и все поняли невысказанное: «Я сейчас срыгну от злости!» Оба ругательства были в совином языке самыми страшными. Хуже них было только слово «шмякать», но его никто никогда не произносил вслух. Произнеси такое в обеденной зале — и вылетишь вон, не успев и моргнуть!

Однако Отулисса не выглядела смущенной. Она даже поднесла коготь к клюву, предупреждая Сумрака не поднимать шум. Друзья оказались в безвыходной ситуации. Им оставалось только закрыть клювы и продолжать прислушиваться к дебатам.

— Высший магнетизм никакая не наука, — скрипела Вислошейка. — Это черная магия, разновидность темных искусств. А в книге, которую мы здесь обсуждаем — «Острый крупинкит и другие расстройства мускульного желудка», содержится столько опасной информации, что я настоятельно требую ее немедленного изъятия из библиотеки!

— Это недопустимо! — прогремело наверху с такой силой, что корни Древа задрожали, а маленькая Гильфи едва не свалилась со своего насеста.

Слово взял Эзилриб.

— Во-первых, Вислошейка, при всем глубоком уважении к вам я хотел бы возразить по поводу «темных искусств». Вы используете этот термин в негативном значении, как будто тьма есть синоним зла. Но разве в совином мире тьма может восприниматься как нечто опасное и недостаточно хорошее? Разве мы живем не во тьме, разве не с наступлением темноты мы поднимаемся в небо, чтобы охотиться, искать, изучать, защищать и принимать бой? Во тьме расцветает наша подлинная доблесть. Как цветы открыты солнцу, так и мы, совы, открыты тьме. Также я прошу вас избегать выражения «черная магия». Высший магнетизм не черный и совсем не магия. Это не более чем наука о том, чего мы пока не до конца понимаем.

— Вот что, Отулисса, мы требуем объяснений! — взорвался Сорен, когда они вернулись в дупло. — Ты следила за нами! Кто дал тебе право?…

Но Отулисса не дала ему закончить:

— А кто вам дал право подслушивать?

— Это другой вопрос! — огрызнулся Сорен. — Как ты посмела нас выслеживать?

— У меня не меньше прав, чем у любого из вас! Я не допущу, чтобы меня оставляли в стороне. Разве я не летала с вами освобождать Эзилриба? А кто разобрался в Дьявольском Треугольнике? Что ты молчишь, Сорен? Кто из вас знал про мю-металл? Отвечай! Не говоря уже о том, что из всей компании только мне было известно о том, что магнитное поле можно уничтожить при помощи огня! И после всего этого ты смеешь утверждать, что я не имею права интересоваться высшим магнетизмом?! У кого из нас больше прав, Сорен?

Вместо Сорена ей ответил Копуша.

— У тебя, — просто сказал он, и Отулисса с облегчением перевела дух. — Хотя лично я не считаю, что бывает большее или меньшее право на получение знаний. Разве не поэтому мы протестуем против скрытая? Разве не право на знание мы отстаиваем? Мы все должны иметь такое право!

В дупле стало очень тихо, и в этой тишине вопрос Копуши прозвучал особенно громко:

— Как ты думаешь, Отулисса, что такого опасного в высшем магнетизме, и почему они не хотят, чтобы мы о нем узнали? Чего они боятся?

— Честное слово, не знаю. Возможно, это как-то связано с… — Отулисса замялась, подыскивая нужные слова, — …с тем, что случилось с Эглантиной после Великого Падения. Помните, что творилось с ее разумом и желудком?

— А разве с Эзилрибом было не то же самое? — не понял Сорен.

— Нет. Эзилриб просто потерял чувство направления. Он не мог никуда улететь, а Эглантина… — Отулисса обернулась к юной сипухе.

— Я потеряла способность чувствовать. Я стала как каменная, вроде тех холодных склепов, в которых нас держали, — пролепетала Эглантина.

— Но почему они не хотят, чтобы мы об этом узнали? — спросил Сорен.

— Я точно не знаю. Может быть, они сами пока не очень в этом разбираются, — ответила Отулисса.

— Понятно… И что же нам теперь делать?

— Нужно выступить против! — ухнул Сумрак. — Я, конечно, не большой книгочей, но мне не нравится, когда кто-то прячет от меня книги! И вообще, когда мне что-то запрещают, хочется назло поступить наперекор!

— Но если мы выступим наперекор, — заметила Гильфи, — у нас будут очень большие проблемы.

— Какие же? — поинтересовалась Отулисса.

— В последний раз мы подслушивали под корнями прошлым летом, а когда захотели высказать свое мнение, то поняли, что для этого придется объяснить, откуда у нас такие сведения. Представляешь, что нам было бы… — вздохнула Гильфи.

— Хммм… — Отулисса на мгновение зажмурилась. — Я поняла проблему. — Внезапно она резко подняла веки, и янтарные глаза ее вспыхнули ослепительным светом. — Придумала! Помните, они говорили о книге, которую следует убрать из библиотеки? Кажется, она называется «Острый крупинкит и другие расстройства мускульного желудка»?

— Ну, — кивнул Сорен.

— Что, если я пойду в библиотеку и попрошу выдать мне эту книгу? Поглядим, что будет дальше. Это будет так называемый прецедент!

Совы переглянулись. Что и говорить, Отулисса была очень умна.

Только она могла придумать такой замечательный план!

* * *

Было решено, что в сумерках, между последним лучом и первой мглой вечера, все они отправятся в библиотеку, где Отулисса попросит выдать ей запрещенную книгу.

Разумеется, друзья не могли вломиться в библиотеку всем скопом. Решили, что Сорен с Гильфи займут места за столами заранее, а Отулисса войдет чуть позже, вместе с Копушей и Эглантиной. Сумрака решили не привлекать — серый великан был в библиотеке редким гостем, поэтому его неожиданное появление могло вызвать ненужные подозрения.

«Интересно, застанем ли мы там Эзилриба? — подумал Сорен, зная, что старый наставник все свободное время проводит за чтением. — Что-то он скажет, когда Отулисса потребует книгу?»

Сорена мутило от одной мысли о запрещенных книгах. В Сант-Эголиусе все они были под запретом. Вход в библиотеку был строго-настрого запрещен любому, кроме Виззг и Ищейке, жестоких начальниц Академии. Подумать только, они называли это Академией! В Сант. — Эголиусе не учили ничему — там только превращали в рабов и отучали думать.

Сорен с Гильфи тщетно пытались сосредоточиться на синоптических картах Большого Гахуульского метеорологического атласа. Эзилриб сидел за своим столом, как всегда, молчаливый и неприветливый. Единственным звуком, доносившимся со стороны его стола, был хруст сушеных гусениц, которых наставник жевал за чтением.

Среди всех преподавателей Великого Древа Эзилриб был самым загадочным и скрытным, он крайне редко демонстрировал свои чувства и не любил открывать душу. И все-таки Сорен его боготворил, ведь именно Эзилриб разглядел в нем не просто робкого юнца, напуганного ужасами Сант-Эголиуса, а живого, думающего совенка, обладающего редким даром постигать истину не только с помощью книг и уроков наставников, но и собственным желудком. Эзилриб называл такую способность интуицией — загадочным способом мышления, который, выходя за пределы обычных рассуждений, позволяет мгновенно проникнуть в суть явлений.