С другой стороны, в ритуальных сценах боги предстают перед нами в храмах. Наличие жречества, подчас многочисленного, наводит на мысль, что храм был для людей постоянным местом общения с богами. На самом деле, это иллюзия. На всех храмовых рельефах, целью которых было зафиксировать реальную последовательность ритуалов и которые, будучи вырезаны в камне, были призваны сохраниться навеки, лишь царь представал совершающим обряды перед богами и приносящим им жертвы. Присутствие в этих священных зданиях жрецов и людей было чем-то сугубо профанным и эфемерным и не оставило в их оформлении никакого следа. Когда они включаются в него, то лишь в качестве носильщиков культовых предметов, но не полноправных участников ритуала. Тексты четко говорят, что они — простые посланники царя, которые, коль скоро он не может являться повсюду в собственной плоти, обеспечивают в культовых местах его присутствие, зафиксированное рельефными изображениями. Тем более в пределы святилищ не получала доступа толпа рядовых верующих. Чтобы преодолеть подобное отстранение, люди измыслили для себя свои собственные культовые владения за пределами храмов, в собственных жилищах и гробницах, — однако они целиком и полностью принадлежали их собственной повседневности простых смертных. Именно жизнь жрецов и простых верующих формирует «социологию» египетской религии, которая во многом еще не написана, однако не она должна нас занимать. Их культовые действия составляют религиозную практику египтян, но не проливают света на догмы, служащие ее основой и объяснением. Рассматривая храмовые тексты и изображения как таковые, перестаешь воспринимать египетскую религию с позиции людей и приближаешься к теологической реальности, составляющей ее костяк Точное следование такому подходу позволяет определить подлинных действующих лиц церемоний и обрядов. Царь и боги, разумеется, представленные жрецами, обретают таким образом свое истинное место в постоянном взаимодействии, где царь, сын богов, играет роль посредника между их миром и миром людей. В мифе каждое событие, каждый акт, каждое слово имеют основополагающее значение, и ритуал, протекающий в храме — замкнутом сакральном пространстве на земле, — обеспечивает их повторение царем или тем, кто исполняет его роль. Это каждодневное устроительное деяние не ограничивается его регулярным воспроизводством в этом мире. Его повторение устанавливает космическое равновесие, но также и обнаруживает его слабости. Ритуал поддерживает одних и сдерживает, умиротворяет других.

Таким образом, вырисовывается система, в которой ее теоретические основы претворяются в действия согласно схемам, чуждым для нас, но не становящимся от этого менее императивными. Боги предстают в ней не столько «личностями», сколько проявлениями этих фундаментальных основ. Каждый бог в каждый конкретный момент играет роль, и каждая роль, в зависимости от конкретного момента, может быть исполнена тем или иным богом. Именно потому, что боги сыграли свои роли в космическом спектакле, они могут — и должны — играть эти же роли вновь и вновь в ритуале. Исполнение ритуала — это символ признания значимости божества. В рамках ритуала происходит отождествление не личностей божеств, а их функций. С этой точки зрения синкретические отождествления, подобные Амону-Ра или Птаху-Татенену, создают равенство между «разными» богами в их идентичной функции в данный момент. Эти функции, в конечном счете не столь уж многочисленные, сообщают свою соединяющую силу всему изобилию форм египетского политеизма. Именно они, воплощенные лучше всего в божественном семействе Гелиополя, будут в первую очередь интересовать нас в связи с мировой драмой, написанной ими и предназначенной для ее ежедневной имитации в обряде.

Описать повседневную жизнь богов, в их собственном мире или в соприкосновении с царем-посредником — означает восстановить канву мифа, не столько как нечто вымышленное в обоснование реальности ритуалов, сколько как особую реальность, исследовать которую без помощи этих ритуалов было бы невозможно. Кроме того, подобный рассказ значил бы, как сообщают нам наши источники, соприкосновение с миром богов без посредников. Итак, мы приглашаем читателя приступить непосредственно, в самом буквальном смысле слова, к странному процессу постижения мира, совершенно непохожего на тот, в котором он пребывает. Может быть, страница за страницей этой книги, он постигнет сокровенную логику действий египетских богов и сумеет поверить, вслед за древними египтянами, что эти существа на самом деле жили в их повседневности.

Боги в представлениях египтян существовали не всегда. Религиозные тексты не раз возвращаются к мысли о том, что они могли рождаться и умирать, что время их жизни и бытия мира имело начало и конец. Если сюжет сотворения мира дошел до нас в нескольких версиях, хотя и характеризующихся пропусками деталей, порой фрагментарных и всегда сдержанных в изложении, если конец света внятно упоминается в одной из глав Книги мертвых, то произведения, по-настоящему систематично и обстоятельно описывающего жизнь богов, в нашем распоряжении нет. Сведения о их происхождении и жизни отрывочны и часто иносказательны. Тем не менее тексты, единственный для нас источник информации об этом, все же поднимают фундаментальные вопросы, на которые каждая цивилизация пытается ответить по-своему. Они открывают нам, что боги существовали во времени и имели собственную судьбу.

Начало и предел мира

Изучим для начала «обстоятельства места», в которых происходило творение. Понятие небытия, совершенной пустоты, абсолютного ничто не свойственно Египту, цивилизации слишком древней и слишком тяготеющей к конкретности, чтобы спекулировать по поводу столь абстрактных категорий. Мы узнаем, что не существовало абсолютно ничего — то есть ни одной конкретной вещи. Однако сама сложность представить себе это состояние вынуждала к уточнениям, тем более что все знали: до творения существовало безграничное пространство, заполненное недвижимыми и не рождающими движения водами и заключенное в абсолютную тьму. Однако это была не темнота ночи, поскольку ночь и день еще не были сотворены.

Чтобы передать это необычайное состояние мира, тексты сперва прибегают к негативным описаниям, приводя список того, чего не существовало. Так как всякий список по необходимости ограничен, а эти списки, имеющиеся в нашем распоряжении, еще, как правило, и очень коротки, то благодаря имеющимся в них противопоставлениям мы тотчас можем понять, что египтяне считали неотъемлемыми составляющими сотворенного мира. Неба и земли еще не существовало — тем более не было богов и людей; не было гнева, суеты и борьбы; не было ужаса, исходящего от Ока Хора; не было смерти.

Если верно, что существование земли, неба, живых существ и богов — это самое характерное качество уже сотворенного мира, то перечисление остальных его составляющих, порой достаточно неожиданных, проливает особый свет именно на процесс творения с самого его начала. Сотворенному миру присущи «шум и ярость», присутствие смерти, страх перед чем-то, что может исходить от Ока Хора. Однако Око Хора — это не только дневное светило и податель жизни, но также, закономерным образом, и совокупность всего сотворенного, в том числе и сам Египет, то есть гармонично устроенный земной мир. Смерть и страх перед концом света заключены в самом акте творения и исходят от него.