Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Месье Нерви! — прохрипел хозяин ресторана при виде Родриго, появление которого заронило в его душу надежду, и зарыдал. — Умоляю, поверьте, что я ничего не знаю. Клянусь!
Родриго придвинул стул и сел перед месье Дюраном, откинувшись на спинку и скрестив вытянутые длинные ноги.
— Вчера вечером мой отец съел что-то в вашем ресторане, — сдержанно начал он.
На лице француза мелькнуло выражение крайнего недоумения и замешательства. Родриго безошибочно угадал его мысли: так, значит, его избили до полусмерти только потому, что у Сальваторе Нерви несварение желудка?
— Но… но, — беспомощно залепетал месье Дюран. — Я, разумеется, верну деньги. Ему стоило лишь сказать. — И, осмелев, добавил: — Не было необходимости так со мной…
— Он ел грибы? — задал вопрос Родриго.
И снова выражение недоумения.
— Он и сам знает, что нет. Он заказал цыпленка в винном соусе со спаржей, а у мадемуазель Морель был палтус. Нет, грибов не было.
Среди присутствующих находился Фронте, постоянный водитель Сальваторе. Мужчина склонился к Родриг и что-то прошептал ему на ухо. Тот кивнул.
— Фронте говорит, мадемуазель Морель почувствовала себя скверно сразу же после того, как они покинули ресторан. — «Стало быть, она отравилась первой, — подумал Родриго. — Первая съела отравленную пищу? Или яд подействовал на нее быстрее из-за ее малого веса?»
— Дело вовсе не в моей еде, месье, — до глубины души оскорбился Дюран. — Ведь ни один из клиентов не заболел, жалоб ни от кого не поступало. Палтус был свежий но даже если б это было не так, месье Нерви его ведь не ел.
— Тогда что ели они оба?
— Ничего, — с готовностью ответил месье Дюран. — исключением разве что хлеба. Хотя я не видел, чтобы мадмуазель Морель к нему прикасалась. Месье пил вино, редчайшее бордо, «Шато Максимильен» восемьдесят второго года, а мадемуазель, как обычно, кофе. Месье уговаривал ее попробовать вино, но оно не пришлось ей по вкусу.
— Значит, они оба пили вино?
— Она сделала лишь один маленький глоточек. Как уже упоминал, она не любительница вина. — Хозяин ресторана с чисто французским изумлением пожал плечами, желая показать, что подобная странность выше его пот мания, однако факт есть факт.
И все же вчера вечером она выпила вина, пусть и очень немного. Неужели этот яд такой силы, что даже один глоток создает угрозу для жизни?
— Вино осталось?
— Нет. Месье Нерви все выпил.
В этом не было ничего удивительного. Сальваторе никогда не пьянел, а потому пил гораздо больше, чем обычно пьют итальянцы.
— А бутылка? Бутылка сохранилась?
— Я уверен, что она еще в мусорном баке. За рестораном.
Родриго приказал двум своим людям отыскать в мусорном контейнере порожнюю бутылку из-под бордо, а затем снова обратился к месье Дюрану.
— Ну ладно. Погостите какое-то время у меня, — улыбнулся он одними губами, — пока бутылка с остатками вина не пройдет анализ.
— Но это может…
— …занять не один день. Уверен, что встречу понимание с вашей стороны. Может быть, Винченцо удастся получить результаты в своей лаборатории и раньше, хотя твердой уверенности в этом нет.
Месье Дюран нерешительно, с запинкой спросил:
— Ваш отец… он очень болен?
— Нет, не очень, — ответил Родриго, поднимаясь со стула. — Он умер. — И собственные слова вновь больно резанули его по сердцу.
К началу следующего дня Лили поняла, что будет жить. Через два дня то же самое подтвердил и доктор Джордано. Лили потребовалось трое суток, чтобы найти в себе силы встать с постели и принять ванну, в которой она испытывала острую потребность. Ноги у нее так тряслись, что до ванной пришлось добираться, держась за мебель. Голова кружилась, и все по-прежнему расплывалось перед глазами, но она знала: самое страшное позади.
Лили отчаянно боролась за то, чтобы сохранить трезвый ум, и отказывалась от обезболивающих средств, которыми пичкал ее доктор Джордано, желая дать ей возможность отдохнуть. Правда, когда ее везли во владения Нерви, Лили потеряла сознание и без воздействия каких-либо препаратов. Она отлично владела французским, однако этот язык был ей все же чужим, и Лили опасалась, что седативное средство, ослабив ее контроль над собой, позволит ненароком вырваться какому-то слову на ее родном американском английском. И Лили старалась убедить доктора, что боится умереть во сне и что, по ее мнению, она способна бороться с болезнью, лишь оставаясь в сознании. Джордано как врач понимал всю смехотворность данного утверждения, но подчинился ее воле. «Иногда, — сказал он, — выздоровление пациента зависит в большей степени от его психического состояния, нежели от физического».
Когда Лили медленно, с трудом передвигая ноги, вышла из оборудованной по последнему слову техники мраморной ванной, Родриго, одетый в черную водолазку и черные брюки, как предвестник беды на фоне белых и кремовых тонов спальни, ждал ее в кресле у кровати.
Лили тотчас насторожилась. Играть с Родриго, как она играла с Сальваторе, невозможно. Как ни хитер был Сальваторе, а его сын умнее, он более жесток и коварен, и это надо иметь в виду. Кроме того, Сальваторе влекло к ней, чего нельзя сказать о Родриго. Для отца она была молодой женщиной, расположение которой он стремился завоевать, тогда как Родриго был моложе ее на три года и мог похвастаться не одной победой над женщинами.
На Лили была ее собственная пижама, доставленная ей вчера из дома. Однако, обнаружив в ванной на крючке толстый турецкий халат, она обрадовалась возможности укутаться еще и в него. Родриго относился к разряду мужчин, обладающих вызывающей сексуальной привлекательностью.
На таких обычно заглядываются женщины, и Лили, как и все, не могла не реагировать на это, хотя того, что она знала о нем, было довольно, чтобы преисполниться к нему ненавистью. Родриго был замешан почти во всех преступлениях своего отца, хотя в убийствах, толкнувших Лили на месть, и не участвовал. В то время обстоятельства удерживали его в Южной Америке.
Лили с трудом добралась до постели и села, уцепившись за спинку кровати. Судорожно сглотнув, она проговорила:
— Вы спасли мне жизнь. — Ее тоненький голосок прозвучал слабо. Она и сама выглядела тоненькой и слабой. И совершенно беззащитной.
Родриго пожал плечами.
— Как выясняется, нет. Винченцо — доктор Джордано — уверяет, что ничем не мог вам помочь. Вы поправились сами, хотя ущерб вашему здоровью все же нанесен. Доктор толковал что-то насчет сердечного клапана.
Лили уже знала об этом: сегодня утром доктор Джордано то же самое сообщил ей. Но ведь она понимала, что идет на риск.
— Ваша печень, однако, восстановится. И цвет лица у вас уже лучше.
— Никто так и не сказал мне, в чем дело. Откуда вы узнали, что я больна? Что, Сальваторе тоже заболел?