Гарвин уже собирался спросить, что тут такого особенного, но…

Одной из тех огромных щеток с жестким синтетическим ворсом, которыми чистят кафель, Кипчак деловито тер свои гениталии и при этом орал какую-то песню, не попадая в ноты.

— Боги небесные! — вырвалось у Гарвина. Им пришлось отпрыгнуть назад, потому что Кипчак повернул голову в их направлении.

— Что это за чертовщина? Этот ублюдок — псих! — крикнула Май.

Ньянгу готов был согласиться, но остановился. Он еще раз заглянул в кабину и увидел на жестком лице варвара нечто похожее на улыбку. Он все понял. «Не самый плохой способ отбить у всех охоту приставать к тебе с глупостями», — подумал Ньянгу, но оставил свою догадку при себе.

Гарвина разбудили тихие двойные звоночки. Он уже знал, что это склянки, сообщающие время команде «Мальверна». Корабль находился в ночном цикле, и в отсеке стоял разноголосый храп. Кто-то посапывал, кто-то храпел от души. В темноте выделялись лишь тусклые красные огни ночников, укрепленных на переборках, а в дальнем конце отсека из санузла сочился яркий белый свет.

Не вполне проснувшись, Гарвин понял, что хочет пить, и на цыпочках поплелся в санузел. Там сидела компания из четверых мужчин и двух женщин. Одна из женщин охраняла проем входного люка. Остальные пятеро, в их числе Петр Кипчак, кто сидя, кто на корточках рядом, расположились на двух одеялах, расстеленных на полу из ребристого пластика. Новобранцев здесь не было.

На одеялах валялись карты и деньги. Рядом с Кипчаком — всего несколько купюр и монетки, а вот перед дилером громоздилась внушительная кипа разношерстных банкнот происхождением из дюжины звездных систем.

Все пятеро покосились на Гарвина. Он не выказал к игре никакого интереса и направился прямиком к писсуарам. Краем глаза он наблюдал за игрой, и на какое-то мгновение в глазах его вспыхнули огоньки. Но тут же огоньки погасли, и его лицо приняло прежнее выражение спокойной добродетельности.

Глотнув напоследок воды из-под крана, Гарвин повернулся и подошел к одеялам. Дилер, плотный лысеющий мужчина, поднял на него взгляд:

— Иди-ка ты спать, сынок. У нас тут игра не детская.

— Что, выигрывать у школьников деньги на завтраки не позволяет совесть? — спросил Гарвин.

Дилер неодобрительно поцокал языком, но вдруг расплылся в улыбке, точнее — в довольно отвратительном оскале. Рассеянно покручивая туда-сюда массивное серебряное кольцо на пальце левой руки, он оценивающе взглянул на Янсму и сказал:

— Хочешь проиграть нижнее белье? Твое дело. Я не возражаю. Кто-нибудь против?

Кипчак как будто хотел что-то сказать, но только помотал головой. Остальные тоже покивали или пожали плечами.

— Ставки не ограничены, — сказал дилер, — так что крепче держись в седле, ковбой! И не распускать нюни, когда мы тебя обчистим. Иди, доставай свою заначку.

Гарвин отправился к своей койке, набрал цифры на замке небольшого вещмешка, достал пару носков. В носках оказался плотный рулон из банкнот. Гарвин поспешно оделся, с особой тщательностью проверив, хорошо ли застегнуты ремни на ботинках.

Тут обнаружилось, что Ньянгу тоже не спит.

— Что происходит? — поинтересовался он.

— В санузле играют. Думаю присоединиться.

— Не знал, что ты игрок.

— Я и не игрок. — Гарвин помедлил. — Но парень, затеявший игру, тоже не игрок. Он фокусник.

Ньянгу сел на койке:

— И что ты собираешься делать в этой ситуации?

— Выиграть немного денег.

— Смотри, осторожно!

— Я всегда… — Янсма замолчал на полуслове. Немного подумал. — Хочешь поучаствовать в представлении?

— Я не играю в карты.

— Тебе и не придется. Слушай, у меня только что родилась потрясающая идея. Всем будет очень весело.

Гарвин заговорил очень тихо и быстро. Ньянгу сначала хмурился, но потом усмехнулся.

— Один вопрос, — сказал он. — Зачем мы это делаем? Ведь это грозит неприятностями.

— Ты сам ответил на свой вопрос. Мы любим неприятности.

— Пожалуй, — ответил Иоситаро. — Да, ты прав. Договорились.

Янсма отделил от своего рулона несколько банкнот:

— На. Твой выход — через пятнадцать минут.

Гарвин расправил в руке пять карт, внимательно посмотрел на них Ни хорошо, ни плохо. Он играл четвертый кон. В двух раздачах он пасовал, в третьей поднял ставку и проиграл.

— Для начала — по десять кредитов, — сказала женщина, швырнув банкноту в центр одеяла.

Гарвин бросил на кон пару монет. Туда же легли и другие бумажки. Все, включая Кипчака, остались в игре.

— Ну давай, сынок, — сказал дилер. — Я тебя сделаю.

— Меняю одну, — ответил Янсма, снося карту и взяв другую из прикупа в пять карт. Дилер тут же пополнил прикуп из колоды в своих руках.

— Не подошла, — вздохнул Гарвин и бросил карты. Без него ставки поднимались еще два круга, пока наконец Кипчак не сорвал небольшой куш.

Дилер тасовал колоду, когда в помещение проскользнул Иоситаро.

— Хей, Кипчак! — сказал Ньянгу. — Могу отдать долг. Вчера выиграл в кости.

Уставясь на Ньянгу, Петр поморгал, хотел что-то сказать. Иоситаро слегка повел головой вверх-вниз.

— А! Ну да! — Кипчак поднялся с места. — Я сейчас вернусь!

— Деньги у меня в рюкзаке, — сказал Ньянгу, и они вышли вдвоем.

Сыграли еще один кон. Выиграл дилер.

Вернулись Петр и Ньянгу. По лицу Кипчака проходили штормовые волны, но постепенно он успокоился и сел играть. Ньянгу растянулся вдоль переборки, неподалеку от женщины на стреме. Этакий мучающийся бессонницей прилипала.

Игра шла еще около часа. Гарвин заметил, как один из игроков облизывает губы, когда блефует, и как женщина рассеянно дергает себя за прядь волос, если у нее хорошие карты. Заметил он предательские жесты и у других игроков. Но главное внимание — на дилера. Удача улыбалась то одному, то другому, но деньги медленно, но неуклонно перетекали к толстяку с кольцом на пальце. После часа игры Гарвин выпрямил ноги и задел Кипчака.

— Прошу прощения, — сказал он.

Петр не ответил и только через несколько секунд буркнул:

— Хорошо бы по коктейлю. Такой проигрыш, как у меня сегодня, легче перенести, если ты не слишком трезвый.

Сдающий собрал карты, принялся быстро их тасовать.

— Не возражаешь, если я сниму? — спросил Янсма.

— Нет, — сразу согласился дилер, — имеешь полное право.

— Пополам — к слезам, слегка взяться — смеяться, — пробормотал кто-то.

Гарвин взял колоду в руку и легонько сдвинул. Дилер пристально посмотрел на него, принял колоду. Быстро полетели карты. В санузле повисла глухая тишина, нарушаемая только негромким шумом кондиционеров и пощелкиванием карт — звуком немного более отчетливым, чем обычно.