стояли на родной земле»; «На сих днях смоленский помещик наш Реад привез двух сынов, прекрасных молодых людей, и просил определить их в службу. Другой смольянин, ротмистр Клачков, оставя прекрасную жену и пятерых детей, приехал служить и определился к почтенному генералу Лихачеву, который, от тяжкой боли едва передвигая ноги и почти совсем не владея руками, ездит на дрожках при своей дивизии и бывает в сражениях. Вот что значит война-отечественная!..»

Именно поэтому война очень часто получает характеристику священная. «Мой друг! сия война ознаменована какою-то священною важностью, всеобщим стремлением к одной цели. Поселяне превращали серп и косу в оружие оборонительное; отцы вырывались из объятий семейств; писатели из объятий независимости и муз, чтоб стать грудью за родной предел»[47]; «В течение священной отечественной войны и настоящего похода за границу солдаты совершенно привыкли к трудам и опасностям»; «…прежде воевал Наполеон только с государствами, теперь народы вступили за государей. Он воюет с народами и чувствует уже тяготу этой священной войны, в которой миллионы готовы пролить всю кровь свою для спасения свободы, алтарей, престолов и древних своих прав»[48]. Чуть позднее, в «Письмах к другу» Глинка использует понятие священной войны вполне отрефлексированно: «…все состояния участвовали в славе войны и в свободе отечества. Война 1812 года неоспоримо назваться может священною. В ней заключаются примеры всех гражданских и воинских добродетелей»[49].

Слова Глинки о том, что Наполеон «воюет с народами», что «все состояния участвовали в славе войны и в свободе отечества» указывает на еще один оттенок значения термина отечественная война: это 'война народная'. Однако чаще всего Глинка оформляет понятие народной войны отдельно, очевидно, вследствие неготовности официальных государственных кругов принять это явление: «Солдаты будут драться ужасно! Поселяне готовы сделать то же. Только и говорят о поголовном наборе, о всеобщем восстании. „Повели, государь! все до одного идем!“ Дух пробуждается, души готовы. Народ просит воли, чтоб не потерять вольности. Но война народная слишком нова для нас. Кажется, еще боятся развязать руки. До сих пор нет ни одной прокламации, дозволяющей сбираться, вооружаться и действовать, где, как и кому можно; „Вооружайтесь все, вооружайся всяк, кто только может, гласит главнокомандующий в последних прокламациях своих. Итак — народная война!“; Война народная час от часу является в новом блеске. Кажется, что сгорающие селы возжигают огонь мщения в жителях. Тысячи поселян, укрываясь в леса и превратив серп и косу в оружия оборонительные, без искусства, одним мужеством отражают злодеев. Даже женщины сражаются!..»[50]

Мы приводим цитаты из полного издания «Писем русского офицера…» 1815–1816 гг., некоторые фрагменты были напечатаны в 1814 г. в журнале «Русский вестник». Сравнение книжного текста с журнальным показывает, что значение термина отечественная война не изменяется, увеличивается только количество словоупотреблений. Тексты Глинки дают нам возможность отметить процесс формирования понятия. Выражение война-отечественная отражает стремление Глинки создать неделимое понятие, почему он и оформляет его через дефис. Но когда он пишет: «отечественная война переродила людей», — то это в прямом смысле означает «война за отечество» и ничего более. Это еще не то многозначное понятие, каким оно стало позднее.

Глинка был самым активным пропагандистом этого понятия среди современников. В текстах Глинки это понятие встречается чаще, чем у других авторов, и именно Глинка внушал современникам это словосочетание. Книга Глинки имела широкий успех среди современников. Она была вообще самой большой его писательской удачей. Может быть, он и не был законодателем понятия отечественной войны (хотя есть все основания считать, что он первым употребил его), но он ярче других выразил ту общественную тенденцию, которой был пропитан русский воздух победы над Наполеоном[51].

4

Уроки Федора Глинки лучше многих современников усвоил император Николай I. Он, несомненно, читал «Военный журнал», в котором Глинка, его редактор, впервые напечатал статью «О необходимости иметь историю отечественной войны 1812 года». Николай I мог перечитать эту статью в составе первой части книги Глинки «Письма к другу» (1816), так как во второй части ее описывалось Павловское — резиденция вдовствующей императрицы Марии Федоровны, которой книга была, естественно, преподнесена.

Считается, что термин отечественная по отношению к войне 1812 года впервые применил А. И. Михайловский-Данилевский, так как «до него никто из историков ни в каком исследовании „отечественной“ войну 1812 года не называл»[52]. Однако дело обстояло на самом деле значительно сложнее.

Михайловский-Данилевский создавал «Описание» по поручению императора. 24 февраля 1836 г. на его имя последовал высочайший рескрипт, который был опубликован и в «Русском инвалиде». Николай I благодарил историка за создание «Описания похода во Франции в 1814 году» и поручал написать историю войны 1812 года: «Важным и любопытным дополнением к описанию походов 1813 и 1814 гг. составила бы история собственно отечественной войны 1812 года. Я желаю, чтобы Вы занялись начертанием оной и вполне уверен, что Вы представите в ней соотечественникам Вашим новый опыт отличных Ваших дарований и обширных сведений»[53]. Император в 1836 г. использует это сочетание уже как термин: «история собственно отечественной войны 1812 года». Может показаться, что в этом выражении противопоставляются война 1812 года и заграничные походы 1813–1814 гг. Однако записанная А. И. Чернышевым резолюция Николая Павловича на предложении Михайловского-Данилевского написать о военных событиях 1815 г., гласила: «Государь император крайне бы желал, чтобы г<енерал>-л<ейтенант> Данилевский описал поход во Францию в 1815 году весьма кратко и тем закончил отечественную войну»[54]. Здесь отечественная война понимается в современном смысле: от начала военных действий на собственной территории до окончания их на территории врага.

Создание истории войны 1812 года инициировал сам Николай I, который заимствовал это словосочетание как исторический термин у Ахшарумова, Греча или, скорее всего, у Федора Глинки.

Но Николай Павлович не просто усвоил уроки этих авторов лучше других своих современников и не просто ввел термин отечественная война. Роль его в канонизации понятия об отечественной войне определялась тем, что именно он предпринял ряд акций государственного масштаба. Именно он возобновил возведение храма Христа Спасителя (1832); именно он установил Александрийскую колонну в честь царя-избавителя в Петербурге и Триумфальные арки в Москве (1834); именно он установил памятники Кутузову и Барклаю перед Казанским собором (1837); наконец, именно он учредил празднование Бородинской битвы как национально значимого события (1837, 1839).

Возведение храма Христа Спасителя и установление Александрийской колонны были идеями александровского времени, но сам Александр, как мы уже говорили, не испытывал большого интереса к памяти о войне 1812 года и не стимулировал эти акции. В частности, «в день 25-го декабря торжественно возвещено было, что нет уже ни одного врага в пределах России,