Наконец мой проводник зашагал по тропинке, довольно ровной и, главное, безопасной по сравнению с предыдущим бездорожьем. Она вывела нас на край пустоши, и вскоре мы подошли к открытой поляне, откуда был виден жилой дом, принадлежавший Инглфилдам, что я понял, едва заметив его. Мои предположения начали сбываться. Незнакомец направился к сараю и открыл небольшую дверь.

Последние сомнения в мгновение ока рассеялись! Да, передо мной был не кто иной, как Клитеро Эдни. Ничто не противоречило этому заключению. В сарае он жил вместе со вторым слугой. Поняв, что поставленная задача почти решена и самое трудное позади, я устроился в тени под навесом, чтобы как следует отдохнуть после невероятного путешествия, но все же полностью расслабиться себе не позволил, поскольку еще предстояло придумать новые ходы для дальнейшего расследования.

Теперь можно было взяться за Клитеро всерьез: напомнить ему события тех двух ночей, когда я за ним наблюдал, высказать мои догадки и подозрения, убедить в честности моих намерений и заставить, насколько он способен, рассказать мне, что ему известно об обстоятельствах гибели Уолдгрейва.

С этой целью я решил позвать Клитеро к нам, в дядино имение, чтобы он там выполнил под моим надзором кое-какую работу. Я оставил бы его ночевать, а утром приступил бы к дознанию.

Требовалось тщательно и неторопливо обдумать мою роль в предстоящем разговоре. Я прислушивался к чувствам, которые пробуждались во мне по мере приближения к истине. В последнее время я научился владеть собой и мог положиться на свое самообладание. Раскаяние, думал я, уже достаточное искупление вины. Что нужно мстителю, как не заставить преступника страдать? Если удается этого добиться, то можно считать, что возмездие свершилось, Лишь самый жестокий, самый закоренелый злодей достоин нашего бесконечного негодования. Но жалость способна смягчить даже столь сильные чувства. Когда жаждущий мщения человек пресыщается зрелищем мук, которые он в наказание заставил испытать преступника, когда его охваченный безумием горя разум наконец удовлетворяет свой звериный голод, – воинственные мысли отступают. Вечером следующего дня я нанес визит Инглфилду Мне не терпелось поделиться с ним своими умозаключениями, хотелось послушать, что он об этом думает и что ему и членам его семьи известно о поведении Клитеро.

Как обычно, меня приняли очень радушно. Вы знаете, какой человек Инглфилд, знаете, с каким отеческим участием этот старик всегда относился ко мне, как своевременно замечал заблуждения моего ума и вспышки страсти, увещевал и направлял меня. Помните Вы и то, как он пытался спасти жизнь Вашего брата, сколько долгих часов провел у постели умирающего и потом, когда помогал установить причину его смерти, – преподав мне бесценный урок покаяния и верности долгу.

Мы немного поговорили на общие темы, без обсуждения которых не обходятся подобные встречи, а затем я сразу перешел к тому, что теперь занимало все мои мысли, Вкратце сообщив ему о двух ночных происшествиях, я поделился с ним своими выводами.

Он сказал, что после моего последнего визита у него появились аналогичные подозрения, чему немало поспособствовали наблюдения хозяйки дома за Клитеро Характер ирландца с самого начала насторожил пожилую женщину. Она заметила, как он вдруг погружался в задумчивость или предавался меланхолии. Какие только ухищрения она не использовала, чтобы побольше узнать о его прежней жизни и, особенно, почему он был вынужден эмигрировать в Америку. Но даже с помощью самых изощренных уловок ей ничего не удалось выяснить. Он не прятался и не избегал ее – просто оставался глух ко всем намекам, а если она задавала прямой вопрос, отвечал, что не может сообщить о себе ничего достойного внимания.

В течение дня он старательно работал. Вечера проводил в безмолвном уединении. По воскресеньям неизменно отправлялся бродить – неизвестно куда, один, без спутников. Я уже отмечал, что он делил сарай с другим слугой, которого звали Амброз. Мисс Инглфилд решила расспросить компаньона Клитеро и обнаружила, что он гораздо общительнее ирландца.

Амброз путано и невразумительно стал жаловаться, что, с тех пор как они живут вместе, Клитеро без конца ворочается и разговаривает во сне, мешая ему спать. Его речь, как правило, бессвязна, но тон – слезно-протестующий, словно он молит о спасении от какой-то неминуемой беды, Выражения вроде «пожалейте», «будьте милосердны» перемежаются стонами и сопровождаются рыданиями. Иногда кажется, что он с кем-то беседует, и этот «кто-то» сулит ему нечто весьма заманчивое в обмен на услугу в каком-то опасном деле. Но у Клитеро все, что предлагает искуситель, вызывает лишь отчаянное возмущение и ярость.

Амброз, однако, не отличался любопытством. Клитеро не давал ему нормально выспаться, и он будил его, прерывая эти непонятные препирательства с несуществующим собеседником. Клитеро просыпался встревоженный и подавленный. Амроз пытался рассказать, что тот говорил во сне, но по отдельным ничего не значащим словам, которые ему удалось припомнить, трудно было что-то понять – слишком уж он дорожил каждой минутой своего покоя, чтобы обращать внимание на какие-то бессвязные речи.

А потом, то ли Клитеро перестал разговаривать во сне, то ли Амброз привык к его стенаниям, – во всяком случае, беспокойный сосед больше не мешал ему отдыхать после напряженного трудового дня.

Гибель Уолдгрейва, казалось, потрясла Клитеро до глубины души, отчего он снова впал в уныние. Никто не переживал эту трагедию так зримо. Все в доме заметили, в каком смятении он пребывает, но только мисс Ингфилд осмелилась сказать ему об этом и спросить, не случилось ли с ним чего. У Амброза опять начались тревожные ночи. Как-то раз он не обнаружил Клитеро в постели. Будучи человеком черствым и нелюбопытным, он со спокойной совестью продолжил спать, а утром, увидев его в сарае целым и невредимым, решил выкинуть из головы ночной инцидент. После того как Клитеро отсутствовал несколько ночей кряду, Амброз наконец счел это странным и поинтересовался, что происходит. Клитеро, выразив полное недоумение, забросал Амброза вопросами, но тот не помог прояснить ситуацию, ибо ничто не способно было вывести его из состояния холодного равнодушия. С тех пор печаль Клитеро стала еще более явственной. Он целыми днями молчал, чело его окутал беспросветный мрак.

Как-то вечером – мне этот случай, о котором рассказала хозяйка, показался очень важным – к дому подъехал незнакомый всадник. С видом собственной значимости он принялся так громко стучать в ворота, словно требуя, чтобы к нему сбежались все домочадцы. Мисс Инглфилд, возившаяся в это время на кухне, отворила окно и знаками показала непрошеному гостю, что сейчас кого-нибудь пришлет. Поблизости был Клитеро, и она велела ему выяснить, чего хочет незнакомец. Клитеро оставил работу и пошел к воротам. Он отсутствовал более пяти минут. Мисс Инглфилд удивилась, о чем можно так долго разговаривать, и, бросив то, чем в этот момент занималась, решила понаблюдать за ними. Конечно, особых поводов для оживленной беседы не требуется, но обычно из Клитеро и слова не вытянешь.

Наконец незнакомец ускакал, а Клитеро вернулся взволнованный и потерянный – никогда прежде мисс Инглфилд его таким не видела. Он не был похож сам на себя, каждый мускул его искаженного лица дрожал. Не поднимая глаз, Клитеро возобновил прерванную работу, но руки ему не повиновались. На хозяйку он старался не смотреть, его нелепые, несообразные движения выдавали крайнюю степень отчаяния. Спустя какое-то время ему почти удалось совладать с собой, и, тем не менее, ни от кого не укрылась произошедшая с ним перемена.