Она металась по кухне и полы халата распахивались, как полы шинели, а свернутая газета «За власть Советов», в которой мать работала корректором, словно шашка, рубила воздух. Предательство Дмитрия Евгеньевича состояло, собственно, в том, что он устроился геодезистом в частную строительную компанию – а эта компания снесла под новую застройку дом, в котором до Октябрьской революции работала подпольная типография ВКП(б). Вот, оказывается, что он сотворил! «Даже памятная доска не остановила!» Вместо того чтобы вслед за Софьей Андреевной ходить на митинги и пикеты под красными зюгановскими флагами, он стал на сторону врага…

Как ни силилась, Кира не смогла понять упрямую логику матери. На деньги, привезенные из командировки, на презренные капиталистические доллары, семья жила несколько лет. И это в те времена, когда известные артисты и ученые мыли подъезды, торговали на базарах, или ездили «челноками» в Турцию и Китай. Отцовской зарплатой геодезиста, которую тот регулярно в начале месяца оставлял на серванте, распоряжалась подрастающая Кира. Мать хоть и отказалась притрагиваться к штрейкбрехерским деньгам, от купленных на них продуктов не отказывалась.

«И слава богу, – думала Кира, регулярно наведываясь в гастроном по пути из школы. – Только голодовки мне не хватало!»

Отчуждение между родителями нарастало, в конце концов, отец сбежал на дачу, если так можно было назвать дощатый сборный домик на шести сотках заросшей бурьяном земли.

– Прости, дочка, – сказал он. – Больше не могу. В джунглях – со змеями, крокодилами, людоедами мне спокойней было. А сейчас все, допекло!

Девочка Кира, отличница школы с углубленным изучением французского языка, которая перешла в девятый класс, не пыталась его отговорить, понимала: переживать острую классовую борьбу в панельной двушке действительно невозможно. Просто, впервые призналась себе: у нее больше нет семьи!

После отступления отца все чаще стало доставаться и самой Кире. «Ты превращаешься в пустышку, в жуткую мещанку, без идей, без будущего!» Кира – папина дочка – молча принимала удар, предназначавшийся то ли отцу, то ли всему вероломному миру, не оправдавшему надежд Софьи Андреевны и всего прогрессивного человечества. Советская терминология прекрасно описывала ее жизнь.

– Как там ваша «холодная война»? – спрашивал отец, когда они встречались.

Кира только отмахивалась: сам знаешь. Изредка, впрочем, случались и длительные периоды разрядки, когда мать и дочь старательно обходили все, что могло спровоцировать столкновения, выбирая для бесед за завтраком и ужином самые безобидные темы вроде изменчивой тиходонской погоды или перебоев с горячей водой.

Она до последнего ждала, что мать перерастет свой слепой бессмысленный фанатизм. Но Софья Андреевна, оставшись не у дел после того как спонсор закрыл газету «За власть Советов», чтобы вложиться в новый издательский проект под названием «Мужской стиль», неожиданно для всех начала пить. Пристрастие к алкоголю развивалось стремительно. За несколько месяцев пылающая большевичка с жестко поджатыми губами превратилась в красноносую шумливую бабищу. За деньгами, которыми снабжал семью Дмитрий Евгеньевич, она теперь охотилась. Так что Кире пришлось сказать отцу, чтобы он оставлял зарплату при себе. Сама ездила к нему на дачу каждые выходные, брала понемногу, не больше, чем на неделю.

За мать Кира переживала страшно. Но все, что могла – получше прятать от нее «штрейкбрехерские сребреники» и отбивать предпринимаемые время от времени попытки завладеть ими в лобовой атаке или в результате хитроумной операции с прорывами по флангам и отвлекающими маневрами. Софья Андреевна сохраняла боевитость, даже круглосуточно пребывая подшофе. Говорить с Кирой об отце отказывалась напрочь, зато откровенничала с классово близкой дворничихой Зойкой, задушевной своей собутыльницей.

– Связался со швалью. Помогать страну дербанить. Советская власть дала ему профессию, а он пошел в услужение к тем, кто ее погубил. Может, его капитализм развратил… Хотя какой в Африке капитализм? Нет, он и раньше такой был! Без идейного стержня…

Мать жила в несуществующем мире – и, судя по всему, так было всегда. Наверняка понимал это и отец. Не потому ли так надолго сбежал в Африку? Хотя там ему пришлось несладко: над глазом шрам, на теле несколько заживших дырок… Да и замкнулся наглухо – ни друзей, ни увлечений. Хотя дачу привел в порядок: дом обложил кирпичом, проложил водопровод, даже теплый туалет сделал. И участок обустроил: теперь вместо бурьяна там растет картофель, огурцы, помидоры, яблони и груши…

Но вызволить Софью Андреевну из ее мрачных иллюзий ни дочь, ни муж были не в силах. Любая попытка устроить семейный вечер или просто поговорить по душам проваливалась, заканчиваясь марксистской анафемой отступникам, продавшим великий СССР.

Она сгорела быстро. К тому времени, как Кира оканчивала первый курс в Финансовой академии – бывшем институте народного хозяйства, пила уже ежедневно, распродавая из дома все, что попадалось под руку – книги, мебель, посуду, даже африканские сувениры. Аккурат на совершеннолетие дочери, в ее день рождения, возвращалась средь бела дня домой от магазина и угодила под «Мерседес» классового врага. Смерть была мгновенной. Зоя потом любила удивляться, что бутылка, которую несла из магазина Софья Андреевна, осталась цела и невредима.

– Сама, значит, насмерть, а бутылка целехонька, вот чудеса!

Зойкино представление о чуде ввергало Киру в отчаяние. Что и говорить, не таких чудес ждала от жизни чуткая начитанная девушка.

Как многие до нее, Кира была уверена, что никогда не привыкнет к равнодушному холоду пустой квартиры, бьющему в лицо, едва только она открывала дверь. Но так же, как многие, привыкла.

Вот и сейчас девушка, отперев дверь, немного постояла в коридорчике, не включая свет и прислушиваясь к мерному тиканью будильника в бывшей маминой комнате. Вздохнула. Скинула старенькие босоножки на танкетке. Прошла в комнату, подхватила лежащий на журнальном столике пульт от телевизора, перемотанный изолентой. Потыкала в кнопки.

– …итак, вам выпал сектор «Приз»! Что вы выбираете?

– Я выбираю приз.

– Отлично! Приз – в студию!

Звук решила не выключать, как делала обычно. Звуки шоу наполняли ее жилище атмосферой, прекрасно подходившей для того, чтобы чувствовать себя дурой. «Тренируйся, – велела себе Кира. – Вживайся в роль».

Под вопли идиотического восторга, которыми немолодой, но обаятельный шоумен заводил гостей, отправилась мыть руки. Крутанула кран – ручка сделала холостой оборот и прокрутилась на сорванной резьбе.

«Вот еще этого не хватало… Надо вызывать сантехника… Только не сегодня!»

Вытерла руки вафельным полотенцем. Посмотрела на себя в зеркало. Мутноватое, с облупившимися краями стекло, отразило бледное лицо, небрежно подколотые волосы, бог весть откуда взявшееся пятно помады на шее, дешевую турецкую кофточку, под которой угадывалась небольшая для ее роста грудь… Не красавица. Хотя кожа гладкая, черты лица правильные, без изъяна, но все какое-то «чуть-чуть не то». Чуть больше необходимого приподняты к вискам края глаза, нос – длинноват, рот крупноват, лоб высоковат…