По словам Бишопа, Гуверу и его подельникам уже известно, что они судят не того человека, но они зашли слишком далеко, чтобы дать обратный ход и признать ошибку. И еще: в городке с самого начала шептались о том, кто является настоящим убийцей.

Сегодня пятница, и все в зале суда устали. Примерно с час у меня уходит на то, чтобы решительно разобраться с прыщавым тупым маленьким негодяем, который утверждает, что присутствовал на той церковной службе, когда Гарди вызывал демонов и ломал вещи. Честно говоря, я не раз сталкивался с самым откровенным лжесвидетельством, но такого беспредела еще не встречал. Мало того что все это была гнусная ложь, но она не имела абсолютно никакого отношения к делу. Ни один другой прокурор не стал бы с этим связываться. Ни один другой судья не допустил бы приобщения подобных показаний к делу. Кауфман наконец объявляет перерыв в заседаниях на выходные.

Мы с Гарди встречаемся в комнате ожидания, где он переодевается в тюремный комбинезон, а я произношу банальности с пожеланием ему хорошо провести уик-энд. Я даю ему десять долларов на торговые автоматы. Он говорит, что завтра мать принесет его любимое лимонное печенье. Иногда охранники его пропускают, а иногда оставляют себе. Как выйдет на этот раз, предугадать невозможно. Каждый охранник весит в среднем фунтов триста, так что им, полагаю, необходимы украденные калории. Я прошу Гарди в выходные принять душ и вымыть волосы.

– Мистер Радд, если я найду бритву, то покончу с собой, – заявляет он и проводит ребром ладони себе по горлу.

– Не говори так, Гарди.

Он уже заявлял об этом раньше, и вполне серьезно. Парню незачем жить, и у него достаточно мозгов, чтобы понимать, что его ждет. Черт, это было бы видно даже слепому. Мы пожимаем друг другу руки, и я быстро спускаюсь по ступенькам задней лестницы. У двери меня встречают Напарник и помощники шерифа и заталкивают в фургон. Очередной безопасный отъезд.

Когда мы покидаем пределы Майлоу, я начинаю клевать носом и вскоре засыпаю. Минут через десять меня будит звонок мобильника, и я отвечаю на вызов. Мы следуем за патрульной машиной до мотеля, где забираем свои вещи, рассчитываемся за номера и уезжаем. Вскоре мы уже одни и едем в Город.

– Встречался с Епископом? – спрашиваю я Напарника.

– Да. Сегодня пятница, а по пятницам, полагаю, он начинает пить около полудня. Но только пиво, как он сразу предупредил. Так что я купил упаковку из шести банок, и мы поехали. Та забегаловка настоящая помойка. По его словам, Пили в ней завсегдатай.

– Так ты уже осушил несколько банок? Может, за руль лучше сяду я?

– Только одну, Босс. Потягивал из нее, пока не нагрелась. А вот Епископ выпил три сразу. Холодными.

– И мы верим такому парню?

– Я просто выполняю свою работу. С одной стороны, он заслуживает доверия, потому что прожил здесь всю жизнь и всех знает. С другой, он такое трепло, что ничему не хочется верить.

– Посмотрим.

Я закрываю глаза и пытаюсь вздремнуть. В разгар процесса, где рассматривается дело об убийстве, сон является недоступной роскошью, и я научился перехватывать хотя бы по чуть-чуть, как только подворачивалась такая возможность. Я отключился на десять минут во время обеда, устроившись на жесткой скамье в пустом зале суда, а в три ночи мерил шагами убогий номер в мотеле. Я часто отрубаюсь на середине фразы, когда за рулем сидит Напарник и фургон с ровным урчанием мчится вперед.

В какой-то момент возвращения в нашу цивилизацию я проваливаюсь в темноту.

Сегодня третья пятница месяца, по этим дням я регулярно хожу на свидание, если совместную выпивку пары бокалов можно считать таковым. Оно больше похоже на визит к стоматологу для чистки зубного канала. Дело в том, что при других обстоятельствах эта женщина не стала бы встречаться со мной даже под дулом пистолета, и я разделяю ее чувства. Но тут есть своя предыстория. Мы встречаемся в том же баре и в той же кабинке, где впервые вместе ужинали, правда, совсем в другой жизни. Ностальгия тут ни при чем, просто так удобно нам обоим. Это корпоративный бар в центре Города, один из многих в целой сети, но тут уютно, а по вечерам в пятницу и довольно оживленно.

Джудит Уитли приходит первой и занимает кабинку. Я появляюсь через несколько минут, пока она еще не успела разозлиться. Она никогда и никуда не опаздывает и считает опоздания признаком слабости. Таких признаков, по ее мнению, у меня множество. Она тоже адвокат – и своим знакомством мы обязаны нашей профессии.

– Ты выглядишь усталым, – говорит она без тени сострадания. Признаки усталости заметны и на ее лице, но в свои тридцать девять она по-прежнему потрясающе красива. Каждый раз, когда вижу ее, я понимаю, почему когда-то буквально потерял голову.

– Спасибо, а ты, как всегда, великолепна.

– Спасибо.

– Всего десять дней, а силы уже на исходе.

– Есть подвижки? – спрашивает она.

– Пока нет.

Она в общих чертах знакома с делом Гарди и процессом, и она знает меня. Если я считаю его невиновным, то для нее этого достаточно. Но у нее есть свои клиенты, из-за которых приходится переживать и терять сон. Мы заказываем напитки: она – традиционный бокал белого вина, а я – коктейль из виски с лимонным соком.

Мы выпьем по паре бокалов меньше чем за час и расстанемся до следующего месяца.

– Как дела у Старчера? – спрашиваю я.

Я не теряю надежды, что в один прекрасный день смогу произнести идиотское имя своего сына без ненависти, но этот день еще не настал. В свидетельстве о рождении я указан отцом, но, когда сын родился, меня не было рядом. Поэтому имя ребенку Джудит выбирала исключительно на свой вкус. Оно больше похоже на фамилию и совсем не подходит для имени.

– У него все хорошо. – Она говорит с апломбом, потому что вовлечена в жизнь ребенка полностью, а я совсем никак. – На прошлой неделе я встречалась с его учительницей, и она довольна его успехами. Она считает, что он нормальный ученик второго класса, который бойко читает и радуется жизни.

– Приятно слышать, – замечаю я.

Ключевым словом тут является «нормальный» – из-за наших обстоятельств. Старчер растет в необычных условиях. Половину времени он проводит с Джудит и ее нынешним «партнером», а другую – с ее родителями. Из больницы она забрала Старчера в квартиру, где жила с Гвинет, женщиной, ради которой оставила меня. Затем они три года пытались официально усыновить Старчера, но я бился с ними как бешеный зверь. Я ничего не имею против усыновления детей гей-парами. Но Гвинет я не выносил на дух. И оказался прав. Вскоре после этого они расстались, причем с жутким скандалом, чем я безмерно наслаждался, наблюдая со стороны.

Мы оба тяготимся обществом друг друга. Приносят напитки, и мы даже не чокаемся со словами «Твое здоровье!». Пустая трата времени. Мы хотим выпить как можно скорее.