– Я тоже, – вспылил Пинкстер. – Где, черт возьми, его носит? – Этот вопрос был адресован троим мужчинам и двум женщинам, стоявшим у двери.

Тот же молодой человек сообщил, что накануне Боггс, кажется, был расстроен каким-то телефонным звонком.

– Когда ему позвонили? – заинтересовался Оксби.

– Как раз когда уходила группа из Дании.

– И что же произошло?

– Он ушел. Надел свою старую шляпу, взял трость и ушел.

– Какую трость?

– Обычную, для прогулок. Мистер Боггс много ходит пешком. Говорит, это помогает разобраться, если возникает проблема. – Молодой человек добавил: – У его дочери в последнее время много проблем.

Оксби подошел к хранителям.

– Я бы хотел побеседовать с каждым из вас до того, как вы уйдете. Очень важно, чтобы вы сообщили мне все, что видели за последние двадцать четыре часа, и я попрошу вас не обсуждать это друг с другом и не строить никаких догадок по поводу того, что произошло вчера.

Хранители переглянулись, пожали плечами и начали молча выходить из помещения. Когда они ушли, Оксби вернулся к столу и встал напротив Пинкстера. Уничтоженный портрет лежал между ними.

– На сколько картина была застрахована? – поинтересовался Оксби.

– Не знаю. Моя коллекция оценена в какую-то астрономическую сумму, но вряд ли оправдает ее, даже на очень хорошем аукционе.

– Мне помнится, вы заплатили за пейзаж Сезанна чуть больше трех миллионов три года назад, а сейчас он стоит семь, если не восемь миллионов. – Оксби помнил все, что касалось искусства, как дирижер помнит все, что имеет отношение к музыке. Он мог соотнести полотно с покупателем, ценой, датой продажи и, наконец, с аукционным домом. – Автопортрет вы получили, кажется, в результате сделки.

– Он был одной из незаложенных вещей «Вейсманн Бразерс». Мы купили их маклерскую контору вскоре после падения цен на бирже в восемьдесят восьмом году. Дела этой фирмы пришли в упадок, а владельцы были уже старыми, за восемьдесят. Джордж умер в декабре того же года, а Луи через несколько лет разбил паралич, и с тех пор он в инвалидном кресле.

– Вы знали, что в их собственности находится автопортрет Сезанна?

– Я обязан знать такие вещи.

– Сколько вы заплатили за их компанию?

Оксби не ждал ответа, и Пинкстер не разочаровал его.

– Это была частная сделка, – сухо ответил он. – К вашему расследованию это не имеет отношения.

– Возможно – пока.

Оксби дал понять, что эта тема не исчерпана.

– Когда вы хотите допросить хранителей?

– Прямо сейчас, – сказал Оксби. – Только сначала, надеюсь, вы ответите на пару вопросов.

– Конечно.

Скрестив руки на груди, Пинкстер пристально глядел на Оксби.

– Где вы провели вчерашний день?

– В лондонском офисе. Перекусил в «Коннауте». Вернулся в Блетчингли в семь. За ужином у нас были гости.

Оксби показалось забавным, что можно заскочить пообедать в Коннаут.

– Не было каких-нибудь необычных телефонных звонков или писем?

Пинкстер подумал и покачал головой:

– Кажется, нет. Но все это отслеживает моя секретарша.

– Может быть, придется с ней поговорить.

Резко развернувшись, Пинкстер направился к дому, дав понять, что разговор окончен. Оксби пошел в галерею. Он поговорил со всеми служителями по очереди, и снова наиболее словоохотливым оказался тот же молодой человек. Он был худощавым, со светлыми волосами и нежными чертами лица. Его звали Дэвид Блейни. Как обычно, Оксби сначала просто побеседовал, а затем перешел к делу.

– Вчера у вас были какие-то особые дела? – спросил Оксби.

– Уже больше месяца мы готовим брошюру, представляющую коллекцию мистера Пинкстера и само здание. Работать в маленьком музее, имеющем проблемы большой галереи, – это что-то особенное. Вчера мы делали снимки некоторых скульптур. Здесь есть один Роден и один Генри Мур, представляете?

Оксби был впечатлен и признался в этом.

– Галерею посещала группа туристов из Дании. Вы их видели?

– Конечно. Я велел фотографу заснять их. Думал, мы сможем использовать снимки для брошюры. – Дэвид покачал головой. – Но там были практически одни женщины.

– А что, вы имеете что-то против женщин? – с ехидной улыбкой спросил Оксби.

– Ничего,– быстро ответил Дэвид.– Но я-то хотел, чтобы на фотографии были и мужчины, и женщины.

– У вас есть эти снимки?

– Через день-другой будут пробные.

– Попросите фотографа сохранить негативы. Мне нужно будет взглянуть на них.

– До него чертовски трудно дозвониться, но я постараюсь.

– Когда вы в последний раз осматривали картину?

– Два дня назад мы провозились с ней несколько часов. Сезанн часто писал, густо накладывая краску. На том портрете ее было так много, будто он пользовался мастерком… – Дэвид замолчал.

Допросив всех, Оксби вернулся в машину и, пока ждал Найджела Джоунза, записал все, что узнал за этот день, проведенный с Пинкстером и сотрудниками галереи. Вдруг раздался громкий крик, и Оксби увидел, что вдоль галереи бежит Алан Пинкстер. Его лицо пылало, а голова судорожно дергалась. Пинкстер добежал до подъездной аллеи, посыпанной гравием, и остановился в нескольких шагах от Оксби. Он шевелил губами, но не мог выдавить из себя ни звука. Наконец Пинкстер произнес:

– Звонили из полиции. – Широко раскрытыми глазами он беспомощно смотрел на Оксби. – Боггса убили!

Одна минута второго, среда. Главный терминал Гатвика, второго по величине аэропорта Лондона, был полон пассажиров. К газетному киоску рядом с южным выходом подошел мужчина с черной сумкой странной формы, маленьким саквояжем, напоминающим сосиску. Мужчина был высоким – выше шести футов, в синем костюме без галстука, в темных очках и широкополой соломенной шляпе. Подойдя к киоску, он взял «Файненшл таймc» и «Интернешнл геральд трибюн». Изучив первые полосы остальных газет, он выбрал еще одну, сунул все три под мышку, расплатился и направился в расположенный неподалеку ресторан, где купил кофе и сел за столик у стены, откуда был хорошо виден вход. Он открыл «Файненшл таймс» на таблицах курсов акций и начал просматривать столбцы, иногда задерживаясь на якобы заинтересовавшей его компании. Потом пролистал «Геральд трибюн». На самом деле интересовал его выделенный жирным шрифтом заголовок на первой полосе «Сан»: УБИТ ХРАНИТЕЛЬ ЧАСТНОЙ КОЛЛЕКЦИИ.

На третьей странице он увидел фотографию галереи, а также Кларенса Боггса и Алана Пинкстера, снятых рядом со скульптурой Родена, которую установили в галерее накануне. Статья была немногословна и включала заявление полиции о том, что Боггс был убит и что дальнейшие детали сообщат по ходу расследования, проводимого полицией Большого Лондона. Мужчина положил сумку и шляпу на стул перед собой, откинулся на спинку и отхлебнул кофе. В помещении было холодно.