брату, и так как недалеко то время, когда покину я мир людей и отправлюсь в далекое странствие, я хотело бы проститься с ним. Прошу вас, поскорее возвращайтесь в Чанъань.

Во сне я обещал ему это. Наутро, припомнив мое сновидение, я впал в отчаянье, близкое к страху, и поспешил на запад по Цзинской дороге. Я не нарушил данного мною слова — и вот я у вас. Боюсь, однако, это чудесное зеркало недолго пробудет в вашем доме.

Спустя несколько месяцев брат мой Цзи возвратился в Хэдун.

Пятнадцатого числа седьмой луны в тринадцатый год «Дае» из шкатулки донесся печальный звон. Он словно бы шел издалека, но все приближался и нарастал, уподобившись реву дракона и тигриному рыку. Так продолжалось довольно долго, потом все затихло. Я тут же открыл шкатулку, желая взглянуть на зеркало. Оно исчезло.

Шэнь Цзи-цзи

Волшебное изголовье

[30]

В седьмом году «Кайюань»[31] был среди даосских монахов некий старец Люй, постигший тайны бессмертия. Как-то раз направился он в город Ханьдань и по дороге остановился на одном постоялом дворе.

Сняв шапку и распустив пояс,[32] сидел он, облокотившись на свой мешок, как вдруг приметил среди постояльцев одного юношу. Это был некий Лу. Он был одет в куртку из грубой шерсти, но приехал на статном вороном жеребце. Лу спешил в поле, да заглянул по дороге на постоялый двор. Усевшись на одну циновку со старцем, юноша принялся болтать и шутить с самым беспечным видом. Но, взглянув ненароком на свою перепачканную землею простую куртку, Лу вдруг сказал с глубоким вздохом:

— Тяжко сознавать, что рожден ты на великое дело, а не нашел себе в жизни достойного места!

— Я-то подумал: вот счастливец, он и здоров и молод. И вдруг слышу, вы не довольны, ропщете на свою судьбу… С чего бы это? — усмехнулся старец.

— Что ж, по-вашему, мне выпала счастливая судьба? — спросил юноша. — Разве для этого я рожден?

— Значит, вы думаете, что достойны лучшей доли? Какой же, позвольте полюбопытствовать?

— Великий муж является в этот мир, чтобы замечательными делами прославить свое имя. Он становится полководцем, затем первым министром, пьет из священных сосудов, услаждает слух изысканной музыкой. Возвеличить свой род, обогатить свое семейство — вот что считаю я счастливым уделом. Молодые годы провел я в ученье, углубил свои знания в странствиях. Я все думал: наступит время, выдержу экзамен и облачусь в одежды чиновника. И что же? Я в расцвете сил, достиг совершенного возраста, а все копаюсь в земле, ну разве не обидно это? — сетовал юноша.

Едва он закончил, как глаза его стали слипаться и на него напал неодолимый сон. В эту минуту хозяин поставил варить горшок с просом. Старец вытащил из мешка изголовье и, протянув его юноше, сказал:

— Прилягте на мое изголовье, и мечты ваши о счастливой судьбе сбудутся непременно.

Изголовье было из зеленого фарфора с отверстиями по бокам.[33] Только юноша собрался прилечь, как вдруг увидел, что отверстия начали медленно расширяться и озарились светом. Юноша встал, вошел внутрь изголовья и оказался возле своего дома.

Через несколько месяцев он взял жену из рода Цуй, что из Цинхэ. Девушка была очень красива. Вскоре Лу начал богатеть.[34] Одежды его и лошади день ото дня становились роскошнее. Юноше больше не приходилось сетовать на свою злосчастную судьбу.

На следующий год Лу сдал экзамены на степень цзиньши[35] и был занесен в табель о рангах.

Вскоре он сменил свое грубое платье на облачение секретаря — редактора государственных бумаг.[36] Но потом согласно императорскому рескрипту был назначен инспектором Двора по иностранным делам, а позже — историографом, ведущим запись всех деяний императора. Одновременно ему было поручено редактирование императорских рескриптов и манифестов.

Через три года его перевели из Тунчжоу на должность правителя области Шэнь. Лу всегда любил землю. Он приказал прорыть в западной части Шэнь оросительный канал в восемьдесят ли[37] длиной, чтобы воды на полях было в достатке. Канал этот принес местным жителям благоденствие. Они поставили камень, на котором увековечили заслуги Лу. Затем он был военным наместником в Бяньчжоу, имперским посланником в Хэнани[38] и наконец стал правителем столичного округа.

В этом самом году император предпринял военный поход против народов жун и ди,[39] желая приобщить их к славе и величию своей империи. Пользуясь случаем, туфаньские полководцы Симоло, Чжулун и Манбучжи захватили крепость Гуа.[40] Вскоре затем был убит военный наместник Ван Цзюнь-хуань.[41] События эти привели к большой смуте в крае, что лежит между реками Хуанхэ и Хуаншуй. Император, вспомнив о талантах Лу, как полководца, освободил его от обязанностей инспектора Двора по общим вопросам и помощника начальника Большой Императорской Канцелярии и назначил военным наместником Западного края. Лу нанес врагам страшное поражение, срубил семь тысяч голов, очистил от врага огромный край[42] величиной в девять сотен ли и возвел там три больших крепости, чем защитил эти земли от будущих набегов. Жители пограничных селений установили на вершине горы в Цзюйяне каменную плиту, увековечившую эти деяния.

По возвращении ко двору он за доблесть свою был пожалован императорской грамотой. Благосклонность к нему императора достигла зенита. Ему оказывали неслыханный почет. Он был назначен помощником начальника Палаты Служебных чинов, затем получил место в Казначейской Палате и одновременно пост инспектора и советника по общим вопросам. Он прочно завоевал славу честного и достойного человека, это все признавали. Но могущество Лу возбудило зависть первого министра. Лу очернили посредством темных сплетен и наветов, и вскоре он был переведен в Дуань-чжоу правителем области.

Однако через три года он вновь был вызван ко двору и назначен Верховным советником при императоре. Не успел он опомниться, как к нему перешли все дела Главного Секретариата Империи и Большой Императорской Канцелярии. Десять с лишним