Светлинский почесал затылок.

— Ага. Понятно.

Софья не сомневалась, что ее тонкий намек клиент скорее всего совершенно не понял и дальнейшие размышления на эту тему привели бы только к ненужной трате времени. А потому Соня сразу приступила к роли частного сыщика, роли, к которой она уже успела привыкнуть.

— Итак, кто мог быть врагом вашей покойной жены? — спросила она.

— М-м-м… Мне необходимо некоторое время, чтобы подумать.

— Думайте!

Светлинский сел в кресло, приложив руку ко лбу. При этом он стал сильно напоминать главного персонажа картины, точного названия которой Софья не помнила, но общий смысл могла бы свести к следующему: Ленин медитирует под музыку. Или что-то еще такое в этом роде.

— Ну как? — спросила Соня, когда сеанс был окончен.

— Так, — ответил Владимир. — Три врага могло быть у Нины.

— Любопытно, чрезвычайно любопытно.

— Во-первых, — начал загибать пальцы Светлинский, — это мог быть Павел Николаевич Кутузкин. Это бывший начальник Нины. Бывший по понятным причинам. Они работали в одном рекламном агентстве.

— Что мог Кутузкин иметь против вашей жены?

— Дело в том, что у Нины появился шанс занять его место. А для этого нужно было доказать высшему начальству инвалидность Кутузкина.

— Что?!

— Дело в том, что у Павла Николаевича отсутствует один глаз. Потерял еще в подростковом возрасте во время уличной драки. А сейчас у Кутузкина стремительно развивается близорукость. Сами понимаете, с подобными данными, да в рекламном агентстве, когда дела идут в безумно интенсивном темпе, что глаз да глаз нужен…

— Не совсем понимаю, но согласна.

— Ну так вот…

— Один глаз, значит, говорите. Это прямо как у Кутузова.

— Да. Правда, удивительные бывают совпадения?

— Говорят, совпадений не бывает. Все в мире имеет свои причины, все взаимосвязано.

— Да, пожалуй. А к тому же основания для подозрения имеются. В конторе, где работала Нина, прошел слушок, что Кутузкин активно увлекается коррупцией.

— То есть кутузка по нему плачет?

— Точно. Знаете, а я, кажется, начинаю верить в возможность неких мистических взаимосвязей…

— Это уж на ваше усмотрение. Что-нибудь еще интересное по этому Кутузову-Кутузкину?

— Пока все. Но он не единственный враг. — Я вас слушаю.

— Есть еще некая Надежда Любовьевна Верящая.

— Постойте, постойте! Я, конечно, понимаю, бывает всякое разное, но как это так, Любовьевна? Ведь это женское имя — Любовь!

— А чему вы удивляетесь? Мало ли загадочных имен на свете! Вот у нас, например, этажом ниже живет полусумасшедший старик, член компартии. Знаете, как его зовут?

Вопрос был, конечно, риторический, но автоматически Соня покачала головой.

— Коммунизм Степанович! Знаете, была такая мода в советское время — давать детям оригинальные имена. Сталина, Октябрина — это еще цветочки… А то назовут каким-нибудь Трактором или Пролетарием, и думай потом во времена демократии, как с таким личным кодом общественную жизнь вести!

— Ну это еще все понятно, но Любовь…

— А у Верящей дед был хиппи. Вот он и придумал сыну имя — Любовь.

— Дед — хиппи? Это ведь не так уж давно было!

— А хиппи, они размножаются быстро. Двадцать лет — и уже отец. А в сорок лет — дедушка! А так как хиппи еще в шестидесятых появились, то как раз в восьмидесятых Надежда Любовьевна на свет и родилась.

— Не может быть! Все это похоже на фантастику…

— Еще как может.

— Чем же эта Верящая так досадила вашей жене?

— Надя была влюблена в меня. Клялась, что в один прекрасный день избавит меня от жирной стервы. А потом…

— Что «потом»?

— Да так, ничего.

— Э-э-э, вы не темните! Раз уж решились стать моим клиентом…

— Да это все настолько неважно, настолько обыденно…

— Вы спали с Надеждой?

— Ну, я же мужчина, а она — симпатичная женщина…

— И отца ее звали Любовь.

— Вот-вот! То есть, тьфу, что я говорю, к делу это, конечно, никакого отношения не имеет…

— Ваша жена знала об этом?

— Ну, думаю, она догадывалась.

— Понятно. А какова была ее реакция?

— Достаточно неделикатная.

— То есть?

— Она угрожала Наде физической расправой.

— На полном серьезе? — заинтересовалась Соня.

— Нет, конечно! — возмущенно возразил Светлинский. — Ну подумайте, что Нина могла бы сделать в реальности?

— А Верящая могла бы принять на веру угрозы вашей жены?

— Ну, всякое может быть…

— Ладно. Возьмем на заметку. Кто-то еще?

— Алексей Приходкин. Бывший наркоман.

— Бывший?

— Конечно. Он не выдержал страстного натиска моей жены и решил, что куда благоразумнее слезть с иглы.

— Стоп-стоп-стоп! Что-то слишком много вопросов у меня накопилось. Во-первых, как связаны ваша жена и намерение наркомана слезть с иглы, а во-вторых, как ваша жена связана с наркоманом?

— Ну так это элементарно! Кто, кроме наркомана, мог повестись на мою жену? Это — раз. А во-вторых, даже наркоман не мог бы вынести мою жену! Это — два.

— Ничего не понимаю!

— Нина давала Леше деньги на наркотики.

— Так… Понятно. Но каким образом он оказывается в списке подозреваемых?

— Так ведь она могла угрожать ему, что если он порвет с ней отношения, то информация о его прошлом дойдет до одной очень милой девушки, очень приличной, которой Алексей серьезно увлекся, когда слез с иглы. Сейчас они — муж и жена.

— Хм-м-м… А вы знаете, как зовут эту девушку?

— Конечно. Мария. В девичестве — Нетронутова. Такая она нестандартная! Такая недотрога!

— Последний вопрос, пусть и немного бестактный, — «сыщица» сочувственно вздохнула. — Вы знали, что у вашей жены есть любовник?

— Конечно.

— И неужели это вас никак не трогало?

— Нет, конечно! Я, наоборот, просто мечтал, что Нина уйдет к нему. Хотя у меня есть подозрение, что завела она его специально, чтобы вызвать мою ревность. Вот дура!

— Нельзя плохо отзываться о покойных.

— Ох, правда, тогда давайте не будем о ней…

— У меня больше нет вопросов.

— Но это еще не все. Есть последний кандидат в подозреваемые, — напомнил Светлинский.