— И кто же?

— Родной брат Нины. Санек. Дело в том, что их отец при смерти.

— Не вижу связи, — актриса нахмурилась.

— Отец Нины долгие годы копил состояние. На сберкнижку. Копил, но никогда не тратил. Умереть он должен со дня на день. Так нам, по крайней мере, в течение года уже кажется. А он все никак не умирает. Короче, если Невезучий умрет…

— Невезучий?

— Ну да, именно такова девичья фамилия Нины.

— Да-а… Кутузкин, Верящая, Невезучий… Веселая компания, я погляжу, собралась.

— Ну, как сказать. Короче, наследство пришлось бы делить на двоих, а так все перепадет братишке. Так что…

— Многовато врагов было у вашей жены, — заметила Соня.

— Что ж поделаешь, — Светлинский печально развел руками.

— Больше никого не вспомните?

— Нет.

— Ладно. Давайте данные на всех этих людей, адреса, фамилии, явки… Нет, последнее я, кажется, из другой оперы вспомнила, — Соня достала из сумочки блокнот и ручку, — а я буду записывать.

— Если бы это могло помочь! А то по всем статьям подозреваемым номер один пока остаюсь я сам.

— Да уж. С этим и не поспоришь…

* * *

На улице Софья задумалась. Расследование она решила начать со встречи с Павлом Николаевичем Кутузкиным. Здесь была одна маленькая хитрость. «Допрос» нужно провести так, чтобы Павел Николаевич не догадался о том, кто она такая на самом деле, и не вошел в роль партизана на допросе. Пораскинув мозгами, Соня решила, что неплохо бы на эту тему переговорить с Олегом Рыбаком. Тем более кое-какие идейки у нее появились. Заодно будет повод для встречи, а может, даже… А может, даже для возобновления отношений. За этими размышлениями Соня заметила на противоположной стороне улицы своего старого приятеля, Ваню Раслова. Она помахала рукой.

Осведомившись для приличия у друга, как дела, сообщив кое-что о своих собственных, Софья, пользуясь случаем, попросила у Раслова мобильник, дабы сделать, как она выразилась, короткий, чрезвычайно необходимый звонок. И, конечно, Ваня ей не отказал. А набрала Софья рабочий номер Рыбака.

— А, это ты! — обрадовался Олег. — Что-то давно от тебя ни слуху ни духу. Я уж начал подумывать, что ты забыла обо мне. Начал на тебя, мягко говоря, обижаться.

Сердце Софьи сжалось. Вот так вот! Когда же она избавится от этой своей проклятой стеснительности, от этих комплексов! Каждый раз хочет сделать как лучше, не навязываться, а в итоге только ломает свою личную жизнь, не может постоять за свою любовь. Если бы люди ценили ее скромность, так нет же, они еще и обижаются!

— Как-то случая подходящего не выпадало, — ответила Соня и прикусила губу, так как догадалась, что опять ляпнула совсем не то, что надо. И Олег не преминул отреагировать:

— Чтобы поговорить со старым другом, обязательно требуется повод?

— Да нет, я совсем не то хотела сказать, просто понимаешь, я не хотела быть назойливой, потому что… — Соня поняла, что запуталась в своих собственных извинениях.

— Глупости! Ты прекрасно знаешь, что я всегда рад пообщаться с тобой — независимо от обстоятельств.

— Да, конечно, но…

— Говори, какое у тебя срочное дело возникло на этот раз.

— Это не телефонный разговор. Мне нужно с тобой встретиться.

— Понятно. Ввязалась в очередное расследование. Ну что ж, давай на набережной через час. Устроит?

— Вполне.

— Тогда — у Бабушкиного спуска. Буду ждать.

Соня вернула телефон Раслову.

— Звонок получился не такой уж и короткий, — язвительно заметил Иван.

Соня покраснела.

— Да ладно тебе, — Иван положил руку ей на плечо, — это я так. Шучу.

* * *

Соня, как и подобает приличной девушке, решила опоздать. Эдак на полчасика. Олег ждал ее с бутылкой пива в руках. Старые знакомые обнялись, поцеловали друг друга в щечку. Из ближайшего кафе доносилась музыка. Пел Олег Газманов: «Ты морячка, я моряк, ты рыбачка, я рыбак…» Софья посмотрела на Рыбака и подумала, что он и правда напоминает человека, вернувшегося из дальнего плавания. Олег взял Соню за руку.

— Ну пойдем, — сказал он, — расскажешь о себе.

На Набережной буйствовал ветер, играя с волосами Сони. Как бы хотела Соня поговорить сейчас с Рыбаком о чем угодно, кроме работы, но… Обстоятельства, как всегда, складывались не в ее пользу, и виновата в этом была первым делом она сама.

Олег предложил ей присесть на лавочку. И Софья поведала Рыбаку о своих соображениях и планах.

— Значит, ты предлагаешь явиться к Кутузкину в обличье сотрудника милиции?

— Да, и тут мне просто необходима твоя помощь.

— Поможем. Конечно, мне предстоит преступить служебные полномочия… Когда я выдам тебе форму. Но это все пустяки.

— Я знала, что ты мне не откажешь! — воскликнула Соня, в страстном порыве обняла Олега и поцеловала в щеку, после чего с досадой осознала, что это отдает сугубой официальщиной.

* * *

Павел Николаевич Кутузкин обитал в отдельном кабинете с табличкой таинственного содержания на двери: «Директор по общим вопросам Кутузкин П.Н.».

— Интересно, чем он занимается? — обращаясь скорее к самому себе, чем к Соне, проговорил Олег.

— Понятия не имею. Но раз им выделяют отдельный кабинет, то, наверное, чем-то нужным и важным, — заметила Софья.

На Соне была форма сержанта милиции. Перед тем как постучаться и войти, она придала своей физиономии неестественно строгий вид. Когда-то ей случалось играть злую царевну в детской сказке о семи богатырях, а потому образ «железной леди» Софье Невзоровой был знаком.

— Готова? — шепнул Рыбак.

Соня кивнула.

Олег несколько раз властно постучался, дернул дверную ручку и решительно шагнул вперед. Действовать было решено нахрапом.

Павел Николаевич Кутузкин оказался маленьким тщедушным человечком с блестящей лысиной и круглыми темными очками на носу. Чем-то он напоминал секретного агента иностранной разведки из шпионских боевиков. Реакция его на приход представителей правоохранительных органов оказалась совершенно неожиданной. Словно хорошо выдрессированная на определенные объекты собака, он моментально поднял руки вверх.

— Я ни в чем не виноват! — заверещал Павел Николаевич чрезвычайно высоким голосом, напомнившим Софье евнуха в исполнении Владимира Винокура.

«Интересно, взял бы его Виктор Андреевич на роль Ромео, — подумала Соня, — или на роль Джульетты?»

— Гражданин Кутузкин? — подозрительным тоном спросил Рыбак.

— Я ни в чем не виноват! — продолжал убеждать тот.