— Протестую! — возмущенно перебил его Игорь Викторович. — Василий Васильевич пытается манипулировать товарищами, бросаясь общими, лишенными конкретики, эмоционально окрашенными обвинениями! Здесь — не детский сад, и я бы хотел попросить критиковать меня корректно!

— На мой взгляд некоторую конкретику мы все-таки услышали, — заступился я за заместителя. — Товарищи, кто может подтвердить слова Василия Васильевича?

Подтвердить решил Амаяк Амаитович:

— Я позволил себе присмотреться к скорости обработки документации. За последние полгода мне удалось выявить закономерность: в те дни, когда Игорь Викторович «болеет» и Василий Васильевич имеет право выполнять его обязанности официально, обрабатывая документы самостоятельно, скорость документооборота вырастает в разы.

Товарищи призадумались — пытаются вспомнить такие случаи.

— Это — из-за отсутствия секретаря! — откинувшись на стуле, сложил руки на груди директор.

— Секретаря нет три недели, а простои случались и до этого! — не принял аргумента Амаяк Амаитович.

— Возможно Василий Васильевич нарочно саботирует процесс? Часть документации проходит через него, — заступился за директора Иосиф Львович.

— Четыре месяца назад Амаяк Амаитович поделился своими наблюдениями со мной, — подключился к прениям начальник «торговиков», Александр Иванович Клюев. — И с тех пор мы отдельно отслеживали отправляемые в вашу папку «входящие» напрямую документы. Ваш секретарь, кстати, в этом нам помогал — Василий Васильевич никак не может заставить вас обрабатывать документы регулярно, а не по часу утром и часу вечером.

— А где, кстати, товарищ секретарь? — спросил я дядю Вову.

— Ногу сломал.

— Можем его привезти?

— Можем, — кивнул дядя Вова и пошел к висящему на стене конференц-зала телефону.

Я посмотрел на часы и обрадовался — как раз успею встретить ВИП-посетителя! Но сразу прерывать заседание нельзя — за перерыв товарищи успеют сговориться и пять раз сменить конфигурации, поэтому выслушать всех желающих нужно сейчас.

— Кто еще хочет высказаться, товарищи?

Юристы пошептались и решили изложить коллективное мнение через начальника отдела:

— Случаи ничем не объяснимых простоев действительно имели место быть, но судить о причине их образования мы не можем, поэтому от себя я бы хотел дать Амаяку Амаитовичу товарищеский совет в будущем привлекать к подобным наблюдениям и нас.

— Непременно, Валентин Федорович, — пообещал ему армянин.

Далее высказались пятеро сотрудников из бухгалтерии и четверо «торговиков» — первые защищали директора, списывая простои на Василия Васильевича, вторые — приводили подтверждающие слова Амаяка Амаитовича примеры.

— Товарищ секретарь согласился приехать, прибудут через двадцать минут, — поведал закончивший звонить дядя Вова.

К этому моменту фонтан критики и защиты иссяк.

— Объявляю пятнадцатиминутный перерыв, товарищи — без товарища секретаря в этом деле разобраться не выйдет, — развел я руками, и мы с Виталиной покинули кабинет.

— Не беги ты, — придержал я ее за руку. — Можно опаздывать на пятнадцать минут, у нас получается еще четыре.

— Я как-то машинально, — смутилась она.

— Динамично живем! — подмигнул я ей.

Спустились в фойе и подошли к сиротливо сидящему на диванчике под присмотром дяди Гены бывшему послу мистеру Уилсону — снят с должности без скандалов, под предлогом плановой ротации, чисто ради порядка: даже королева в той ситуации ничего бы не смогла сделать, но кто-то за Леннона ответить должен. Отказавшись от «почетной» должности посланника в Индонезию, он уволился с государственной службы и приехал повидаться со мной. Очевидная операция Ми-6 короче, но встречу одобрил лично дед, надеясь извлечь выгоду из личных связей мистера Уилсона — у англичан такого уровня их полно.

Глава 4

— Здравствуйте, мистер Уилсон. Извините, что заставил ждать.

Поручкались с экс-послом левыми руками — травма же.

— Не волнуйтесь, мистер Ткачев, у пенсионеров много свободного времени, — немного поюродствовал он. — Мисс Чугункина, вы, как всегда, просто обворожительны, — чмокнул ручку Виталине.

— Спасибо, мистер Уилсон, — поблагодарила она, и мы повели гостя в мой кабинет, по пути встречая старательно не глазеющих на нас сотрудников — часть на перерыв отправляется в пресловутую курилку.

— Живи я в капитализме, я бы очень расстроился потере должности с пятнадцатью тысячами ежемесячного дохода, — поделился я чувствами по пути. — Поэтому сочувствую вам, мистер Уилсон.

— Это очень мило с вашей стороны, мистер Ткачев, — хохотнул он. — Прошу вас — не волнуйтесь, старый добрый Дункан не умрет от голода в грязной канаве.

— И даже наскреб немножко пенсов на билет до Москвы?

— Было не сложно, — продолжил он веселиться. — Мои партнеры с радостью накидали мне полную кружку.

На обстановку кабинета мистер Уилсон немного поморщился и замаскировал реакцию вопросом:

— Так вот, значит, где находится сердце вашего фонда.

— Сердце фонда находится здесь, — поправил я, положив ладонь на грудь. — У нас одиннадцать с половиной минут, мистер Уилсон, если не успеем, вам придется подождать еще полчасика — мы находимся посреди очень важного совещания.

— Я рассчитывал на ресторан, но, раз у вас так плохо с манерами, — пожал он плечами и вытащил из «дипломата» папочку.

Не привычное «дело №», а буржуйскую.

— Ваш контракт с «плохими» немцами заканчивается двадцать второго января, верно? — уточнил он, положив папку на стол.

«Плохие» — это ФРГ.

— Целый пакет контрактов, — кивнул я. — С лейблом и с издательством. Но это касается только будущей интеллектуальной собственности — старой они будут распоряжаться еще четыре года.

— У вас ведь нет недостатка в новинках? — уточнил мистер Уилсон, вынимая из папки листочки.

— Нет, — подтвердил я. — Мы планировали собрать желающих на аукцион — мои проекты доказали свою исключительную коммерческую ценность и заслуживают настолько же исключительных условий.

— О, уверяю вас — такой аукцион будет совершенно бесполезной тратой времени, — заявил он и подвинул мне один из листочков, пояснив. — Сразу по возвращении домой я позволил себе поговорить с некоторыми влиятельными людьми, которые очень заинтересованы в ваших проектах. В частности, я имел удовольствие поужинать с генеральным директором «Pearson Longman», — он многозначительно посмотрел на меня.

— Вроде большое издательство, — улыбнулся я.

— Одно из самых больших, — подтвердил мистер Уилсон. — И, если вы в первую очередь обращаете внимание на размер, — ухмыльнулся. — Вам понравится тот факт, что на ужине присутствовали представители «EMI».

— Меня интересуют только доходы, — пожал я плечами и скользнул взглядом по выданному мне листочку. — И ровно столько же согласны дать уже проверенные в деле немцы.

— Упс! — карикатурно хлопнув себя ладонью по лбу, он сменил листочек на другой.

— Уже лучше, — кивнул я. — Но я бы остановился на варианте с аукционом — кто знает, какие цифры мы получим по его завершению?

— Боюсь, больше вам не сможет предложить никто, — развел он руками. — Потому что с таким распределением доходов, — кивнул на листочек. — Согласятся либо совсем отчаявшиеся «бизнесмены», — последнее слово он щедро сдобрил сарказмом. — Либо надеющиеся сделать себе имя новички-авантюристы. Ни в том, ни в другом случае вы не получите самого главного.

— И что в ваших глазах «самое главное»? — послушно спросил я.

— Главной роскоши производителя интеллектуальной собственности, — ответил он. — Возможности спокойно творить, не отвлекаясь на такие досадные вещи, как, например, банкротство издателя или размещение на обложках ваших книг рекламных блоков с бездарями, за счет которых ваши незадачливые партнеры будут рассчитывать покрыть затраты на вас.

— У нас уже неплохой опыт работы за Занавесом, — развел я руками. — И крайне компетентный штат юристов — мы буквально по одному собирали самых лучших по всей стране. Наши контракты максимально защищают меня от, как вы выразились, «досадных мелочей».

— От банкротства не застрахован никто, — заметил он. — Будь вы гражданином капиталистической страны, в случае разорения партнеров могли бы рассчитывать, например, на типографию, но… — он развел руками. — В вашем случае придется довольствоваться унизительной компенсацией и извинениями.

— А если обанкротитесь вы? — спросил я.

— Невозможно, — отмахнулся мистер Уилсон. — И мы можем себе позволить работать с вами и вашими артистами практически не получая прибыли, просто ради, как у вас говорят, «престижа». Вы — настоящий бриллиант, мистер Ткачев, и работа с вами очень хорошо скажется на имидже «EMI» и «Pearson», позволив договариваться с менее значимыми писателями и музыкантами на чуть более выгодных условиях.

— А какие у вас комиссионные? — спросил я.

— Достаточно хорошие, чтобы я счел нужным прилететь сюда лично, — с улыбкой ответил он и подстраховался. — При всем уважении и любви к Советскому союзу, разумеется.

— Разумеется! — хохотнул я.

— И, разумеется, я не забыл о своем обещании поговорить с вами о Столетней войне, — добавил он.

— Это хорошо, — улыбнулся ему я. — Иначе я мог бы посчитать вас болтуном. Как у вас говорят? «Bigmouth»?

— Такая идиома у нас есть, — одобрил мистер Уилсон. — Но ко мне она не относится —