Я стою ровно посередине между всем хорошим и всем плохим в современной медицине. Я никогда не хотел быть частью проблемы, но сейчас, оглядываясь назад, очевидно, что я все же ею стал. Маленькое захолустное графство, в котором я работал всю карьеру, недавно назвали одним из самых нездоровых графств во всем штате Теннесси, и я почувствовал себя неудачником. Мне хорошо платили за то, что я подавал ужасный пример и давал ужасные советы своим пациентам. Когда я только начинал практиковать, я был молодым и стройным, и мое здоровье было великолепным. Шли годы, мой рацион питания все ухудшался, и я все время считал себя слишком занятым, чтобы заниматься хоть какой-то физической активностью.

Через несколько лет после начала карьеры я прошел медосмотр и с изумлением узнал, что у меня начинается диабет. Это мне совсем не понравилось. Однажды у меня началась одышка, когда я попытался завязать шнурки. Я всегда пытался давать хорошие советы и подавать хороший пример, но стало ясно, что я не делаю ни того, ни другого. Я понял, насколько комично и стыдно это выглядит: я каждый день советую пациентам сбросить вес, хотя мой живот выглядит так, словно у меня вот-вот начнутся роды.

Мое «пробуждение» длилось не один год, но началось оно как раз с понимания, что я — жирный врач, который ждет от пациентов, что они будут прислушиваться к моим советам по поводу лишнего веса и здоровья. После этого я впервые применил в медицине свою естественную склонность и умение ставить все под сомнение и ничему не верить слепо. Чем глубже я погружался в исследования, тем больше осознавал свое невежество. Я всегда обладал естественной способностью (кто-то может назвать это проклятьем) ставить под сомнение то, что говорят эксперты в любой отрасли. Иногда эта способность навлекает на меня проблемы. Однако на этот раз она помогла мне стать более хорошим врачом. Поскольку наши тела состоят из пищи, которую мы едим, я решил, что питание будет хорошей отправной точкой. Я покопался в коробках, где лежали конспекты из медицинской школы, достал из них все, что нам рассказывали о питании, и перечитал заново.

Поскольку питание так важно для здоровья, вы, наверное, подумали, что у меня на столе лежала целая куча книг и тетрадей? А вот и нет: я нашел только конспекты за полсеместра и одну книжку в мягкой обложке. Весь объем полученных знаний по этой теме я мог спокойно удержать на одной руке. Я не шучу — это все, что я и 175 моих однокурсников узнали о питании за четыре года в медицинском вузе. Большинство лекций по питанию нам читал профессор-биохимик, уроженец Новой Зеландии. Все, что я о нем помню, — акцент и то, как интересно он произносил слово «паста» (паассста). Я помню, как он произносил это слово, не только потому, как он его произносил, но и из-за того, как часто он это делал.

На своих немногочисленных лекциях он рассказал нам о своем диабете и хрупком здоровье. А еще он рассказывал нам о том, что ежедневно ест по несколько порций цельнозерновой пасты, чтобы контролировать уровень сахара в крови. В бытность студентом я не понимал, как макароны связаны с сахаром в крови и насколько вообще нелепо звучит эта фраза. Мы, студенты-медики, усвоили из его лекций, что, если есть много цельнозерновых макарон, это приносит какую-то пользу при диабете. Посмотрев в зеркало на свой толстый живот, я понял, что цельнозерновая паста не помогает ни мне, ни моим пациентам. Окончательно убедившись, что я ничего не знаю о пище, действительно полезной для организма, я начал — впервые за свою медицинскую карьеру — серьезно изучать питание.

Поначалу я решил, что правильным подходом будет изучение учебников и журналов по диетологии. Но я быстро понял, что большинство информации, содержащейся в литературе, спонсируется крупными пищевыми корпорациями, и она практически бесполезна для профилактики и лечения. Потом я поискал информацию о диете Аткинса. В медицинском мы узнали, что она может быть вредна для почек, и нам сказали, что ее, скорее всего, не стоит назначать нашим пациентам. Когда я впервые просмотрел научные статьи, выводы в большинстве из них, казалось, согласовывались с этой рекомендацией. Но когда я прочитал их снова — на этот раз полностью, а не только одни выводы, — то обнаружил, что результаты не соответствуют сделанным выводам. Это стало для меня странным пробуждением как для врача. Врачи — люди занятые, так что часто читают лишь выводы исследований, а не статьи целиком. Они так поступают, потому что вполне справедливо предполагают, что вывод — это краткое и честное подведение итогов исследования на основе полученных результатов.

Оказывается, ученые часто подгоняют выводы исследований под собственные мысли о том, что должна (или не должна) показать его работа. Или, что еще хуже, выводы искажаются из-за требований крупных фармацевтических или пищевых корпораций, финансировавших исследование. Я решил, что диета Аткинса вовсе не так опасна, как меня заставляли думать, и попробовал ее на себе. За два месяца я сбросил девять килограммов, а почки работали даже лучше, чем до начала! Проблема с диетой Аткинса у меня была одна: я люблю овощи и ягоды, и мне без них было тяжко. Мне стало скучно постоянно есть рибай-стейк и сливочное масло (реальная история, да). Я рассматривал диету Южного пляжа[5], диету Орниша[6] и еще несколько. А потом нашел книгу Марка Сиссона The Primal Blueprint («Первобытный план»). Она оказалась мне близка и изменила всю мою парадигму питания, здоровья и медицины. В этой книге описывалось подражание первобытной, или палеодиете, — рациону наших предков, каким он был тысячи лет назад.