Жанку мой ответ пугает. Ее черные выразительные глазищи расширяются от удивления.

— Вы устали, госпожа. Я так и скажу вашей маменьке. Тогда нас обеих не сильно накажут.

У меня нет сил спорить. Я чересчур разомлела в объятьях странной жидкости. И хочу спать. Машу рукой, давая понять, что мне безразлично, что скажут псевдомамашке.

Жанетта помогает мне обтереться, надевает мягкую сорочку в пол и провожает до кровати. Падаю и моментально вырубаюсь, уверенная, что проснусь уже в своем родном доме, в своей любимой кроватке, ну и разумеется, в своем теле.

Однако моим ожиданиям не суждено сбыться. Утром меня будит злой женский голос, и я долго не могу сообразить, кого принесло чуть свет.

— Уже десять часов, а ты до сих пор не соизволила явиться!

Что? Я проспала в универ? Ой! Но…

С трудом разлипаю глаза. Голова тяжелая. Надо выбросить эти таблетки и никогда больше ими не баловаться. Такое ощущение, что наркотиками накачалась.

— Инесса… — не, ну а кому еще взбредет в голову являться сюда, не ректору же. Но голос мало похож на мачехин. Может, лекарство на слух осложнение дало? Хотя не только на него, еще и на зрение — перед глазами все плывет. Не могу разглядеть, кто передо мной.

— Какая еще Инесса? Совсем с ума сошла? Книжек перечитала? Завтра же велю закрыть для тебя библиотеку.

Трясу головой, ничего не понимая. Помогает. Зрение нормализуется, и я с изумлением смотрю на красавицу леди Чайлу.

Чего-чего? О нет! Я же спала довольно долго! Почему меня до сих пор не отпустило?

Закрываю глаза рукой и падаю на подушку. Когда уже это кончится? Не смешно уже ни капельки.

— Боже, какой бред.

— Ксандра! Что ты себе позволяешь? Как разговариваешь с матерью?

Не обращаю внимания на ее визги. Нет, как Ксандра точно не буду терпеть ее хамства. Я и сама нахамить могу. Я очень зла сейчас. По большей части на врача, прописавшего мне дурацкие таблы. Но эта дамочка подойдет, чтоб сорвать на ней раздражение.

— Как хочу, так и разговариваю. Ты — мое больное воображение, значит, могу от тебя избавиться одним щелчком. Уйди! — для пущего эффекта щелкаю пальцами, но видение не хочет так просто убираться. Ладно. — Изыди! Сгинь, нечистая! Свали! Убирайся! Гоу эвэй! Гет аут!

Женщина явно теряет дар речи, но почему-то не исчезает. Нда. Ее глаза наполняются яростью. И мне это категорически не нравится. Какие-то идиотские законы в этом сне. Почему она не уходит?

— Ах ты, мерзкая дрянь, ты как смеешь так со мной разговаривать? Почувствовала свободу, сходив на одно свидание! Решила, что можешь теперь нами командовать? Но нет! Я не позволю нас шантажировать! Сейчас быстро поймешь, кто тут главный!

Она вдруг вытаскивает из-за пояса какую-то штуку, и я узнаю плетку, которой однажды угрожали Ксандре, но не били.

Не успеваю уклониться, кожаные тонкие ремешки больно обжигают голые плечи.

Вот черт! Она совсем сдурела?

— Эй! Хватит!

— На колени и проси прощения, мерзкая девчонка!

— Ну нет, — такого я делать точно не буду.

— Ах так! — у мамаши совсем крышу сносит. Мое сопротивление ее не просто разозлило — взбесило. — На колени, я сказала!

Плетка в ее руках начинает светиться красным, и я, опять засмотревшись, пропускаю удар. На этот раз боль просто невыносимая! Меня буквально прожигает насквозь. Боже, что со мной там делают в реальности? Почему так по-настоящему больно?

Теперь уже красным светится не только плетка, но и сама мамаша, вокруг нее образуется яркая алая аура. Или это у меня в глазах кровавый туман?

— На колени, тварь! — приказывает она и наносит несколько нещадных ударов. Кожу словно разрезает лезвием, но крови не видать, как и ожогов или следов от плетки. Я выставляю вперед руки, чтобы укрыть лицо. Но на колени не встаю, за что получаю еще больше ударов. Терпеть уже просто не могу. Каждый новый щелчок по коже жалит сильнее прежнего. Меня словно током бьет каждый раз. Пять… Шесть… Девять… Мне не вынести больше…

Умоляю прекратить, но меня не слушают, бьют еще яростнее, повторяя снова и снова, чтобы встала на колени и просила прощения.

Не выдерживаю, сползаю на пол и, закрывая голову истерзанными руками, пищу:

— Простите, простите, не надо, остановитесь!

Удары сразу прекращаются.

— Только посмей еще раз мне возразить, тварь. — Чайла подходит ближе и толкает меня носком туфли. Без сил падаю на бок и шиплю от боли. Безжалостная стерва меня всю изранила. — Забыла, на что я способна? Так я с удовольствием напомнила. Приходи в себя, и к ужину жду тебя в мои покоях, обговорим детали предстоящей ночи.

Она разворачивается и уходит, а я падаю на спину, потому что только она не болит, и реву в голос.

Тут же подбегает Жанка. Тоже плачет, кусая губы.

— Что ж вы, госпожа Ксандра, вздумали перечить маменьке? Вы же знаете, как она этого не любит. Бедная моя госпожа.

Мне и так себя безумно жалко, а от ее искреннего сочувствия еще жальче.

— Само получилось, — оправдываюсь тихо. — Тебе хоть не досталось?

Жанка потирает плечо. Явно перепало. Эх.

Но на ответную жалость сил нет. Мне бы обезболивающего какого-нибудь. Всё ноет и горит. Доползаю до кровати и ложусь на спину. Как бы уснуть и оказаться дома?

— Жанн, а Жанн. Сделай мне ту ванну, как вчера, она так помогла, словно заживила все ранки. Вдруг и сейчас поможет?

— Заживила? Вы уверены?

— Нет, не уверена, — шепчу слабенько. Мне так плохо, что даже говорить не могу. — Может, показалось…

Служанка исчезает, и я теряю всякую надежду, что получу желаемое. Мозг не хочет чувствовать телесную боль, поэтому начинает потихоньку отключать сознание.

— Идемте, моя госпожа… Это очень хорошо, что заживляет, это очень хорошо… Но мы не скажем маменьке пока, не нужно ей знать…

Меня в полубессознательном состоянии подводят к ванне, и я с блаженством погружаюсь в густую жидкость.

Да, тут хорошо, она права… Очень хорошо…

Медленно просыпаюсь. Если я сейчас открою глаза не в своей постели, то придется признавать, что дело вовсе не в таблетках. Не может меня колбасить от них так долго.

Как же страшно размыкать веки. Вдруг я все еще в теле Ксандры. Ой не хочется…

Ну же, Ксюш! От судьбы не уйдешь. Будь храброй. Раз, два, три! Открывай!

Распахиваю глаза и издаю протяжный стон. Нет! Нет! Нет!

Да что ж такое? Как? Почему?

— Госпожа, вам больно? — врывается в комнату Жанка. В темном взоре тревога. Жаль ее беспокоить понапрасну. И правду ведь не расскажешь.