Они были похожи, да, но судьбы у них оказались разными. После института Ядя попала в преуспевающее издательство. Уже тогда она была брошенной женщиной, великодушно опыленной одним из тех мотыльков, что знакомы нам по мультфильмам. Сказочный герой ее детства непрестанно порхал с цветка на цветок, потому что жизнь коротка, а сладкого так много…

Она родила Густава, купила клетушку на Повислье и начала вести беспросветную жизнь польского нувориша, взявшего кредит на сорок лет.

Всякий раз, когда она лежала ночью на диване из «Икеи», успокоенная, что за квартиру заплачено, что в рассрочку возьмет путевку в зимний лагерь для Готи, к ней на плечо садился ее внутренний барабашка-смутьян и начинал нашептывать: «Ты не там, где должна быть. Твоя настоящая жизнь идет в другом месте, без тебя. Ты стоишь не на том перроне, ты еще можешь успеть…» Но Ядя была уверена, что ее поезд уже ушел. А после той «школы выживания», что ей устроил Мешко, она была выжжена, как Варшава после восстания[7]. Ей хотелось лишь одного — чтобы утихла боль.

Веселая и способная Уля стала фоторедактором в одном из женских журналов. Свободное время она посвящала разработке авторских книг: уникальных, единичных произведений искусства, вдохновленных поэзией, в частности Сильвии Плат. В одну из служебных командировок она познакомилась с Романом, юристом, старше ее на пятнадцать лет, и стала его второй по счету женой. Сначала она родила ему Ганю — десять лет, затем Якуба — четыре годика и, наконец, Зосю — почти два. Уля забыла об искусстве, прибавила по килограмму на каждый год замужества и улыбалась уже не так часто. Зато Роман теперь воплощал мечту каждой стажерки, начинающей работу в его фирме. Этот обаятельный, решительный мужчина как раз заканчивал объединение двух канцелярий, и никому бы и в голову не пришло, что дома он намного более беспомощный и неорганизованный, чем его собственные дети. Роман любил свою жену, потому что она уважала его право на личное пространство и всегда знала, куда подевались важные документы и где лежат запонки от выходной рубашки.

Но, несомненно, больше всех повезло Сарре. Ничего удивительного, из них троих она была самая красивая и с детства привыкла диктовать свои условия жизни. В одном из сетевых агентств она добралась до уровня арт-директора, но, когда засветило очередное повышение, бросила все к чертям, соблазнила самого неприглядного из коллег-мужчин и переехала в деревню. Однако союз Красавицы и Чудовища не выдержал испытания временем: Чудовище с трудом переносило разделяющую их эстетическую пропасть. Тем не менее оно оказалось настолько порядочным, что ушло от Сарры только после ремонта дома. С тех пор Сарра одиноко жила на опушке леса, почти как Белоснежка. К сожалению, в роли семи гномов могли выступить только местные холостяки, главным образом завзятые алкоголики-рецидивисты с одним зубом спереди. Однажды, когда Сарра рубила дрова для камина, ее посетили духи предков, давних жителей Полинезийского архипелага. Весь следующий год она провела в Новой Зеландии, обучаясь у местных шаманов таинственному искусству оздоровительного массажа. С тех пор она стала жрицей терапии маури[8]и предоставляла услуги населению, массируя больные места и души.

— Ни за что не догадаетесь, кто сегодня у меня был на кушетке! — Она как раз появилась в дверях, разрумянившаяся, счастливая, пахнущая сандаловым деревом, вся еще горячая от витавшей вокруг нее энергии. — Мужик с эрекцией! Поставь это пока куда-нибудь. — Она бросила Уле огромную доску, обтянутую тканью, с отверстием для головы.

— Не знаю почему, но эта твоя массажная кушетка у меня всегда ассоциируется с гильотиной. — Уля не могла сладить с громоздким реквизитом. — Ну, ты и сильна, мать, если таскаешь ее с собой к клиентам.

— Мои духи-хранители мне помогают. — Сарра улыбнулась, откинув длинные черные волосы.

— Тетя, вы такая красивая, как марципановый торт… — Готя облизнулся, а Яде вдруг показалось, будто кто-то царапнул ее иголкой по сердцу.

— Как толт, как толт! И картоска фли с кецупем! — запрыгал Ясик, стараясь привлечь внимание.

— Дай! — На упоминание о картошке фри маленькая Зося реагировала, как собака Павлова.

Весь салон заходил ходуном.

— Ааа! Мама, она меня толканула! Она то-олканула меня!

— Говорят «толкнула», слышишь, мелкий… Самая старшая из детей, Ганя, как раз вступала в трудный возраст. Она не могла решить, побыть ли ей еще ребенком или все-таки, переступив магическую черту, вступить в мир взрослеющих подростков.

— Мама, ну скажи ты ему что-нибудь. — Она надула губки, еще выше задрала нос и исподлобья взглянула на мать.

Уля еще раз отметила в душе, что у нее и вправду очень красивая, но, увы, чудовищно избалованная дочь. Она пропустила реплику Гани мимо ушей, потому что, если бы реагировала каждый раз, давно бы свалилась от измождения.

— Послушай, — повернулась она к Яде, — у нас есть для тебя одно предложение. Сарра, скажи ей, а я загоню Зосю в постель.

Сарра села на диван рядом с Ядей:

— Мы хотим дать тебе немного денег, пока ты не встанешь на ноги. Отдашь, когда сможешь, а лучше — отнесись к этому как к подарку, сделанному от души. Мы знаем, как тебе тяжело… Дай себе некоторое время, и всё войдет в свою колею. Не торопи события, мы будем рядом.

Ядя понимала, что чувствует Сарра и чего не могла от волнения выразить в словах. А потому молча смотрела на свою красивую подругу, которая добавила, улыбнувшись:

— Халат Романа? Ты в нем неплохо смотришься.

— Улька почти силой усадила меня в ванну. Испугалась, что я притащу в ее стерильное гнездышко какую-нибудь заразу. — Ядя быстро заморгала, чтобы отогнать слезы.

— Кисуля, честно говоря, от тебя несло уже издалека! — прокричала в ответ Уля из детской.

— Отстань от нее. От женщины в депрессии может нести…

— В деплещии, в деплещии. — Ясик пронесся через гостиную, как истребитель F-16, волоча за собой размотанный рулон туалетной бумаги.

В этот момент появилась его мама:

— Ну теперь мы можем расслабиться.

— Ма, а я не хотю щпать. — Ясик забрался ей на колени, сосредоточенно ковыряясь в носу. — Тетя Ядя щегодня будет щпать со мной, — заявил он с важным видом. — Или нет. Я буду щпать с Готей, а тетя с папочкой.

Все трое прыснули со смеху, хотя Уля была уверена, что ее рассеянный муж не заметил бы подмены. Он как раз появился на пороге и смотрел на них с удивлением.

— О, девушки… Я и не знал, что вы пришли. Послушай, — обратился он к жене, — ты не знаешь, куда я положил распечатку квартального отчета?

— Не знаю и не хочу знать в течение ближайшего часа. И возвращаясь к…