Значит, в этой проклятой долине было что‑то или кто‑то, способный без труда добраться через солнечный камень до человеческого мозга и удерживать его. Так произошло с коринами и ящерами, так на минуту было сделано и с ним, и ужас этого чуждого захвата все еще заставлял Тревера содрогаться.

— Но кто же это? — хрипло спросил темноту Тревер.

Лучше не выяснять. Только бы уйти… живым и хотя бы относительно целым.

Гонимый каким‑то диким, иррациональным, первобытным ужасом, Тревер мчался вперед, ударяясь коленями о камни. Он с трудом овладел собой, остановился и отдышался. Его ладонь все еще сжимала солнечный камень: даже в когтях древнего и чуждого ужаса человек не может отказаться от цели своей жизни, чудесным образом обретенной.

Тревер говорил себе, что тот, кто добрался до него через солнечный камень, не может сделать этого, пока проклятый минерал не прижат ко лбу. Сам по себе камень не принесет вреда, если его держать подальше от головы.

Корины — значит, они всегда… всегда в чужой власти?

Он старался прогнать эту мысль. Забыть все и выбраться отсюда!

Тревер взглянул вверх и увидел ящеров. Их было множество, и они летели прямо в ущелье, не кружась, не ища, а с уверенной целеустремленностью по тому же самому пути, который только что прошел Тревер.

«Они не видели меня», — подумал он… и был бы рад поверить этому, но не мог. Тревога его росла, исходя из неизбежного вывода: они, или тот, кто управлял ими, теперь знали точно, где найти беглецов. Откуда им вдруг стал точно известен маршрут, ведущий в пещеру?

В тревожные мысли Тревера насильно вторглось понимание того, в чем мучительно стыдно и больно было себе признаваться. И это понимание не уходило, не переставало терзать его, разрывая душу на части, и он внезапно выкрикнул с болью и чувством вины:

— Нет! Не может быть, чтобы они увидели через меня!

Тревер, застонав, выполз из своего убежища и бросился обратно к ущелью следом за ящерами. Может быть, успеет предупредить…

Когда он миновал развилку, то услышал доносившиеся из глубины каньона женский визг и хриплые крики ярости и отчаяния. Перескакивая через камни, падая, задыхаясь, он добежал до отверстия пещеры и замер от ужаса.

Черные крылья хлопали в узкой горловине между каменными стенами. Мелькали когти, хвосты били точно кнуты. Люди сопротивлялись, отталкивая и топча друг друга, и все — так под неумолимым натиском вынуждены были идти по каньону.

Чуть в стороне Тревер заметил Джун. Хьюго затолкал ее во впадину в стене и, загородив собой, с ожесточением размахивал обломком камня. Мгновение спустя страшные когти глубоко впились в его тело, и он упал.

Тревер бросился ему на помощь. Он не остановился, чтобы схватить камень, а просто навалился всем телом на ящера, вцепившегося в спину Хьюго. Дико бились крылья, а чешуйчатая шея сопротивлялась натиску его рук. Но физическая сила человека, помноженная на неистовую ярость, оказалась такова, что Тревер с хрустом свернул проклятой гадине позвонки…

Увы, было уже поздно. Джун расширившимися, безумными глазами смотрела на человека и ящера, лежавших вместе в пыли. Когда Тревер коснулся ее плеча, она слегка оттолкнула его — не из‑за того, что это был именно он, а потому, что не видела ничего, кроме Хьюго.

— Джун, ради Бога, он же умер! — Тревер пытался оттащить ее от безжизненного тела. — Надо уходить отсюда!

Черные твари гнали людей по каньону, но если бы удалось спрятаться за наваленными под утесом камнями, шанс на спасение мог стать вполне реальным.

Тревер потянул Джун за собой. Лицо девушки казалось совершенно застывшим, ясно было, что она в шоке и пока не способна осознать до конца, что произошло.

От крылатого вихря, гнавшего людей, отделились два ящера и вернулись назад. Тревер быстро закрыл собой Джун, молясь, чтобы ему в руки попалась еще одна тварь, прежде чем его собьют с ног. Черные тени метнулись вниз, падая прямо на Тревера, но в последний момент резко изменили траекторию полета.

Он ждал. Адские создания снова налетели, но не на него, а на Джун. Он успел заслонить ее, и опять ящеры воздержались от удара. Тревер начал кое‑что понимать, хотя и не находил этому объяснения.

«Кто бы ни отдал этот приказ — корины или Тот, Кто руководит хозяевами — насчет меня они, похоже, решили, что я заслуживаю какой‑то иной смерти», — подумал он, подхватил Джун на руки и опять побежал к камням.

Ящеры тут же напали на девушку. Кровь потекла из длинных царапин, оставленных когтями на ее гладких смуглых плечах.

Джун вскрикнула. Тревер снова попытался бежать, но проворная чешуйчатая тварь мертвой хваткой вцепилась в шею Джун.

— Вот ублюдки! — злобно прошептал Тревер. — Меня не велено трогать, так они девчонку на куски готовы разорвать, чтобы я стал посговорчивее!

Да, так оно и есть. Ему не донести Джун живой. Он должен идти туда, куда ему велят, или они прикончат ее, как Хьюго.

— Ладно! — в бессильной ярости закричал он кружащим над ним демонам. — Оставьте ее в покое! На этот раз вы сумели загнать меня в угол! Ваша взяла.

Он повернулся, прижимая Джун к себе, и медленно пошел вслед за рабами, которых гнали по каньону.

Их вели целый день вдоль ручья, вокруг базальтового утеса и по голой выжженной солнцем лаве. Некоторые люди, не в силах больше продолжать двигаться, падали и так и оставались лежать, несмотря на все усилия крылатых тварей заставить их идти дальше. Большую часть времени Тревер нес Джун на руках, что еще больше усугубляло его мучения. Каждый шаг превращался в пытку, и на какое‑то время он вообще переставал понимать, что делает и где находится, двигаясь вперед лишь по инерции.

Полубредовое состояние закончилось и ненависть ожила, когда он почувствовал, что Джун вырывают из его рук. Он пытался удержать ее — и тут увидел вокруг себя всадников. Корины оглядывали Тревера с любопытством и враждебностью. Их лица казались странно злыми и вообще нечеловеческими из‑за мерцающих во лбу камней.

— Пойдешь с нами в город, — коротко сказал один из них. — Женщина отправится с другими рабами.

Тревер непонимающе уставился на него:

— Зачем мне в город?

Корин поднял шипастый хлыст:

— Делай, как приказано! Садись! — Раб подвел к нему оседланное животное и держал в поводу, не глядя ни на Тревера, ни на коринов.

— Ладно, — сквозь зубы процедил Тревер, — черт с вами, поеду.

Корины сомкнулись вокруг него. Предводитель что‑то коротко прокричал, видимо, отдавая приказ, и они поскакали к далекому городу. Тревер был настолько измучен бесконечным переходом, что не заметил, как задремал, и очнулся, когда солнце уже село.

Черные тени легли на город и на долину, но на противоположной горной стене еще мерцал свет, бросавший отблески на темное небо, так что все, казалось, плыло в каком‑то странном измерении между ночью и днем, сном и явью. Тревер смотрел, закрывал глаза и вглядывался снова. С размерами было явно что‑то не так.