– Дженет, возьми Лилид, – велела я. Лилид, названная так в честь благоуханных лилий, что росли в окрестностях Грэнмьюара, была моей собственной кобылой, наполовину андалузской породы, и самой быстрой лошадью в графстве Эбердин. – Скачи в Глентлити, расскажи все Александру – и попроси его как можно быстрее приехать в Грэнмьюар.

– Хорошо.

– Уот, посади Tante Mar у себя за спиной на седельную подушку – одна она не доедет, да и кроме Лилид у нас есть еще только две лошади. Довольно и того, что граф Роутс снарядит за нами погоню, так что нам ни к чему, чтобы еще и эдинбургский шериф начал преследовать нас за конокрадство.

Дженет была уже в седле. Лилид вскинула голову и тихо заржала.

– Мы не сможем защитить Грэнмьюар от людей графа, – сказала моя камеристка. – У молодого мастера Александра нету солдат, а у вас есть только Уот, мастер Норман и Робине со своими мальчиками.

– Мне не нужны солдаты, – возразила я, садясь верхом, по-мужски, на туповатого гнедого коня и подтыкая под ноги свои юбки. Слава Богу, серый камлот был достаточно толст и прочен. – Довольно будет и отца Гийома.

– Этого старого священника? Вы, что же, думаете, будто его молитвы отгонят от нас войско графа?

Уот тоже уже сел на своего мерина; тетушка Мар сидела у него за спиной и крепко держала его за талию. Он повернул мерина, и наши лошади, звонко стуча подковами по булыжной мостовой, поскакали к воротам Фугз. Дорога, ведущая к подножию утеса, на котором стоял Эдинбургский замок, была крута и опасна, и мы ехали молча, чтобы не отвлекать лошадей.

– Мне нет нужды отгонять их с помощью молитв, – сказала я, когда мы съехали вниз. Я ударила гнедого каблуками, пустив его в легкий галоп, и при свете луны мы все трое в ряд проскакали по Вест-Боу потом через находящуюся в низине рыночную площадь. У западных ворот дорогу нам преградил стражник; я бросила ему монетку, и он отворил ворота. – Мне достаточно обвенчаться с Александром. Тогда ни Роутс, ни Хантли уже никогда не будут иметь власти ни надо мною, ни над Грэнмьюаром.

Мы добрались до Грэнмьюара через три дня. Дженет и Александр прибыли днем позже; солнце уже садилось за лес, когда они, наконец, выехали из-под сени деревьев и стрелой промчались по дороге, идущей по гребню скалы, которая соединяет Грэнмьюар с основной частью острова. Я узнала его сразу – Александра, моего Александра – по тому, как в лучах солнца его волосы отливали червонным золотом, золотом желтого ириса, от которого брали свое начало геральдические лилии, цветка государей, красоты и света. Он скакал, слившись в одно целое со своим длинноногим испанским жеребцом. Никто не умел так ездить верхом, как Александр Гордон.

Других всадников не было. Никакой погони. Во всяком случае, пока.

Я со всех ног побежала к сторожке у ворот. Пока всадники с грохотом въезжали в них, юный Дэйви Мор размахивал сине-золотым знаменем Лесли из Грэнмьюара и громко выкрикивал приветствие по-гэльски[14]. Перед моими глазами мелькнул забрызганный грязью белый лошадиный бок – это Лилид скакала иноходью вслед за жеребцом Александра в то время, как Дженет Мор изо всех сил натягивала поводья, чтобы остановить ее. Несколько мгновений вокруг меня повсюду цокали подковы, высекая искры из каменных плит двора, взмыленные лошади вскидывали головы, разбрызгивая клочья пены. Александр скинул с ног стремена и одним ловким движением, точно акробат, соскочил с седла. Я бросилась в его объятия.

– Александр! – закричала я. – Александр, Александр, любимый…

Он запечатал мне рот поцелуем, потом целовал еще и еще – крепко и жарко. От него исходил запах пота, и мужского естества, и радостного возбуждения. Ослепленная, я обвила его руками и прильнула к его груди.

– Они уже близко, – сказал он. – Воины Роутса. Священник готов?

– Он уже в церкви. Бежим скорее!

Держась за руки, как дети, мы побежали к церкви, за нами припустилась Дженет Мор, крича конюхам, чтобы позаботились о лошадях. Тетушка Мар и Уот Кэрни ожидали нас у входа в храм, чтобы быть свидетелями наших брачных обетов. Оставшийся у ворот Дэйви Мор крикнул нам вслед:

– Едут всадники под знаменем графа Роутса! Все десять, а то и двенадцать! Приближаются очень быстро!

Мы все четверо протиснулись в церковь. Уот Кэрни затворил двери – доски, из которых они были сколочены, были достаточно толстыми, однако ветхими, и сквозь щели между ними внутрь просачивался свет. Выдержат ли они? Уот придвинул к дверям тяжелую скамью. Отец Гийом зажег на алтаре две свечи и выложил свою епитрахиль и требник. Аромат пчелиного воска и древней намоленности внутри маленького каменного храма был много сильнее, чем любой фимиам. Моя веселость сменилась благоговейной серьезностью.

– Не такой свадьбы хотела я для тебя, ma douce[15], – вздохнула тетушка Мар. В ее глазах стояли слезы. – У тебя нет ни подобающего платья, ни фаты, ни торжественной свадебной процессии, ни подружек невесты, которые бы тебе помогали. Но гляди – я принесла тебе немного кружева – оно принадлежало твоей матушке. И еще ее украшения из бирюзы. Бирюза охранит тебя от зла, а в новолуние…

– Мне не нужно ничего, что принадлежало ей, – перебила я тетушку Мар. – Как ей была не нужна я. – Чтобы немного смягчить эту жестокую правду, я крепко обняла тетю за плечи. Косточки у нее были тоненькими и выпирали, как у птицы.

– Подойдите ближе, mes enfants[16].

Отец Гийом был крошечный, хрупкий человечек; его сутана и стихарь были сотканы из некрашеной шерсти овец Грэнмьюара. Те немногие волосы, что окружали его тонзуру, были того же цвета, вьющиеся и жидкие.

– Я готов. Месье Александр, у вас есть кольцо?

– Есть вот такое. – Александр снял с указательного пальца массивное золотое кольцо со своей печаткой, на которой были выгравированы три головы вепрей – герб Гордонов и ствол дерева, разрубленный на пять частей, олицетворяющий его поместье Глентлити. – Оно будет немного велико моей жене, но придется…

В дверь неистово замолотили кулаками и ногами. Снаружи донесся топот тяжелых сапог, потом грубый крик:

– Эй, там! Отворите!

Уот Кэрни взгромоздил на первую скамью еще и вторую.

– Я буду держать дверь, сколько смогу, Ринетт, – сказал он. – Венчайтесь, и лучше бы побыстрее.

– О Александр! – я сжала его руки и со всей страстью поцеловала кольцо. – Любимый мой, мне все равно, что оно велико; мне не надо другого. Спасибо. Я люблю тебя.

– Потом я велю сделать для тебя настоящее обручальное кольцо, с сапфирами и жемчугами, олицетворяющими реку Тэй, что протекает под Глентлити.

В дверь церкви теперь колотили дубинкам и рукоятками шпаг. Кто-то крикнул: