Одной стороны интересно и любопытно прислушиваться, отличать звучание различных инструментов и видеть их. Но с другой стороны возрастало беспокойство: что ЭТО? Галлюцинации? Электромагнитное воздействие приборов на мозг, наверняка, комната, то бишь бытовка, а скорей и весь «двор» наполнены электромагнитным полем. Или мозг в какофонии гудения приборов пытается найти звуковую гармонию и выстраивает ассоциации, вылавливая из памяти экзотическое звучание когда-то виденных и услышанных музыкальных инструментов, заполняет пробелы и не очень приятные звуки переводит в некую мелодию? А, если всё же это звуковые галлюцинации, вызывающие мысленные образы?.. Не хватало тут ещё и свихнуться!..

Прислушиваясь и размышляя, незаметно заснула. В этот раз сном, пожалуй, назвать нельзя, скорее дрёма среди звуков музыки…

VII

Третьи мои рабочие сутки должны были проходить во «дворе» № 21. Утром туда ожидалась партия новорожденных цыплят.

Автобус, на котором я приезжала к началу смены, опоздал, возможно, из-за скользкой дороги или пассажиров было больше и водителю пришлось обилечивать дольше. По тропинке старалась идти поскорее насколько позволял узкий и местами обледеневший снежный настил. Выпавший ночью небольшой снежок не засыпал цепочки следов от маленьких лапок, что разбегались то и дело по обеим сторонам от тропинки. После того, как узнала, что здесь могут бродить бешеные лисы, стало не до любования лесными красотами, и прогулка через лес быть приятной перестала. И я с облегчением вздыхала, когда переходила дорогу, ведущую ко второй проходной птицефабрики. За дорогой справа от тропинки тянулся забор, и тут же за ним виделась крыша крайнего «двора». Правда тут же несло слежавшимся и преющим комбикормом и ещё чем-то малоприятным.

Когда вошла в бытовку, навстречу мне попалась Вера Петровна, она сделала замечание за опоздание, мол, цыплят уже привезли.

К этому «двору» я ещё не ходила, предполагала, где он. Из административного здания зоны «А» вышла в другую дверь, от которой путь более короче. Сотрудники подкармливая бездомных кошек, накладывали им остатки своего обеда. Выходя, увидела в грязных мисках примёрзшие макаронины, а на крыше какой-то тумбы крупного рыжего кота. Лапы его, будто упирались в невидимую преграду, а остановившийся взгляд заледенелых глаз пронизывал того, кто на него смотрел и вопрошал: «Чем накормили? Внутренностями сдохшего цыплёнка?» Взгляд провожал удаляющегося, и вдогонку добавлял: «И я тоже хотел жить!» Видимо, кот умер ночью.

Кроме Ани, моей очередной наставницы, во «дворе» уже была начальник данной зоны и четверо мужчин, двое из которых работали на этом же «дворе». Часть цыплят привезли, и они находились в ящиках вдоль загончиков, куда их потом выпустят.

Вскоре приехала машина. Один мужчина забрался в кузов и оттуда подавал по два ящика. В каждом пластмассовом ящике умещалось по тридцать цыпляток. При перемещении они бедняжки перекатывались и валились друг на друга. Конечно, все старались носить ящики ровно, но для малюток и незначительных отклонений от горизонтали достаточно, чтобы испугаться, отчего они отчаянно пищали. Старались переносить быстро, ведь за пределами машины и «двора» стояла морозная погода.

Второй мужчина принимал ящики из машины и переносил в «холл» «двора». Остальные выстроились до конца птичника и передавали, поднося ящики. Последний в цепочке ставил ящики возле загончиков, постепенно приближаясь к выходу, а расстояние между людьми сокращалось, и занос цыплят в помещение убыстрялся.

В птичнике температура колебалась и доходила до тридцати трёх градусов тепла. Все раскраснелись и вспотели. Об ящики запачкали одежду. Моя спецовка, накануне постиранная, покрылась спереди жёлтыми пятнами от помёта. Обидно, часа не прошло, а одежда уже неприятно грязная.

После короткого перерыва, чтобы отдышались, направились в птичник с Верой Петровной, Аней и её сменщиками выгружать цыплят в загончики, в каждый по шесть ящиков. Делалось просто: аккуратно, но быстро надо было повернуть ящик боком к полу длинной стороной, и цыплятки выпадали, вываливались на опилки. Чтобы высыпать тех, кто ещё остался слегка встряхивали, но, конечно, не вверх, опять же в сторону пола, и они выкатывались.

Если учитывать, что цыплята вылупились только накануне перевоза в эту же ночь и за первые часы жизни испытали посадку в ящики, перевозку в машине, переноску в птичник, при этом толкотню и качку, а также смену температур. К тому же вокруг какие-то огромные и непонятные существа. Всё это колоссальный стресс для новорожденных цыплят. Потом, когда они уже находились ошеломлённые в загончиках, два ветврача их обрызгали какой-то жидкостью. Как и в прошлый раз на мой вопрос: «чем?» ответа не получила. Возможно, это раствор, якобы помогающий им избежать заражение инфекцией. Мокрые цыплята дрожали, сбились в кучки, пока не высохли.

Итак, мы торопились высыпать цыплят в загончики, потому что им пора было уже пить. И, если бы медленно вынимали из ящиков, то процедура затянулась бы… всего цыплят привезли шестнадцать тысяч четыреста пятьдесят. Как бы там ни было, но выживает сильнейший. В этом вскоре убедилась.

Массовой гибелью назвать нельзя, но… Давно так не расстраивалась, как в ту смену.

Два загончика отвели под слабых, точнее один, а второй стал местом для умирающих, хотя и в других тоже находили слабых и даже трупики. Недуг у цыплят разный: попадались такие, у которых глазки смотрят, но не видят; немало с проблемными ногами — слабенькие, не стоят, то есть не удерживают тельце или ещё хуже расходятся в разные стороны и не поворачиваются параллельно. Один шустрый носился с вырванным глазом. Не знаю, каким образом выскочил глаз, возможно, ещё в инкубаторе или при транспортировке. Аня сказала, что он не жилец, его заклюют, потому что стоит цыплятам увидеть кровь, как начинают расклёвывать то место. Жуть.

На самом деле жуть была впереди.

Через несколько часов принесли из инкубатора мокрых, видимо тоже продезенфицированных «доходяг» — совершенно беспомощных цыпляток, которые встать не могли. Много таких слабых пытались стать на ножки, но заваливались на бок или спину. Они барахтались, чтобы перевернуться и при этом кричали, но глубже зарывались в опилки, потом в изнеможении лежали, закрыв глаза. От слабости в ямках лежали вверх лапками. Сколько я ни пыталась перевернуть и поставить таких цыплят на ножки, но они тут же заваливались на бок или на спину и сами пытались вывернуться из этого неестественного для них положения, но обессиленные затихали. Я опять переворачивала и ставила на ножки, но они не держали, и цыплёнок несколько секунд сидел, а потом заваливался на бок или сразу же валился на сторону. Аня мне говорила: «не трогай их, бесполезно, если ямка под ним, значит не