Нынешней ночью его совет меня не успокаивает. Я концентрируюсь на дыхании: медленно вдыхаю и выдыхаю.

Однако ощущение того, как острый кончик стекла протыкает кожу, так и не проходит.

Я прислоняюсь к кухонной столешнице. В кофемашине с глухим урчанием закипает вода. Что бы я делала без кофе? Около пяти утра меня все-таки сморил сон, глубокий, без сновидений. Теперь в голове – тяжесть, в теле – разбитость.

Небо за окном закутано в одеяло мягких белых облаков, в прорехах которого проглядывают голубые лоскуты. В бухте скользит по волнам байдарочник, радуя глаз плавными взмахами весла.

На берегу, задрав до ушей воротник, стоит одинокий орнитолог-любитель: голова запрокинута, бинокль нацелен на скалу. Восхищает безмятежная неподвижность его позы. До чего мило, когда птичья жизнь кажется столь увлекательной, что хочется посвятить простому наблюдению несколько часов в день!

Интересно, где угнездились птицы? Куда смотрит орнитолог?

Я вычисляю точку, в которую направлен бинокль, – и по спине бежит холодок. Бинокль наведен не на скалу, а выше. На мой дом.

В голове яркой картинкой проносится воспоминание: медленно расплывающиеся в улыбке губы, темные, неотрывно следящие за мной глаза хищной птицы, голос, с удовольствием произносящий мое имя.

Я моргаю, наваждение рассеивается, остается лишь легкая дрожь.

Разумеется, никто за домом не наблюдает, говорю я себе, бинокль направлен на птиц. Поблизости гнездятся стрижи, а иногда можно наткнуться на парочку сапсанов.

Волосы незнакомца скрыты под плотно натянутой шапкой, однако поза, прямая осанка и узкие плечи наводят на мысль: не женщина ли это?

Похоже, наблюдатель замечает в окне меня. Он опускает бинокль, наши взгляды на миг встречаются – и незнакомец, развернувшись, идет дальше.

Я придвигаю к себе мобильник. На экране вспыхивает имя редактора.

Изобразив на лице улыбку, я радостно восклицаю:

– Привет, Джейн!

Мы в подробностях рассказываем друг другу о наших поездках: я – о литературном семинаре во Франции, Джейн – о книжной ярмарке во Франкфурте. Наконец повисает пауза – признак неизбежного перехода от светской беседы к делу.

– Я, в общем-то, хотела поговорить о книге… – начинает Джейн. – Удостовериться, что все идет по плану, без срыва сроков в следующем месяце.

Мои плечи деревенеют. Роман запаздывает на несколько месяцев. Я уже ссылалась на проблемы с ремонтом, со свадебной церемонией, и Джейн – не могу не отдать ей должное – относилась к моим обстоятельствам с пониманием, дважды отодвигая срок сдачи. Однако терпение редактора начинает истощаться. Грех ее в том винить. Последней датой стоит десятое декабря, не отправить к этому числу новую книгу – значит нарушить контракт.

На литературном семинаре я выкроила время поразмыслить о романе, который пишу. Точнее, не пишу. Долгие месяцы я металась от одной идеи к другой, несколько раз начинала и бросала работу – все было не то. В результате пропала уверенность в себе, ушло чутье. Слишком мелкие, неинтересные сюжеты. Только мучить читателя. Если история не вдохновляет и не увлекает меня, с чего вдруг она понравится другим?

«Синдром второго романа». Так назвал это Дэвид, один из кураторов творческого литературного семинара.

«Если вам крупно повезло и вы прославились, – сказал он, размазывая по крекеру подтаявший на солнце сыр бри, – считайте, что щедрые похвалы критиков и восторги читателей сложены перед вами в огромную гору. Первая книга – и сразу международный бестселлер! Чертова туча премий-наград ваша! Читатели подпрыгивают от нетерпения в предвкушении следующего романа! Так чему удивляться? Едва вы беретесь за перо, как над страницей мрачно нависают ожидания публики. Вы пишете в тени первой книги».

«Тень первой книги, тень первой книги…» – мысленно повторяла я потом, отдыхая в прохладе своей комнаты. Голова кружилась от красного вина, в окно с распахнутыми ставнями лились птичьи трели…

– Работа продвигается, все хорошо, – небрежно роняю я.

Одеревенение между лопатками сползает вниз по позвоночнику.

– Нам уже не терпится почитать! – радостно восклицает Джейн. – Может, пришлешь готовую часть? Я бы начала проникаться духом… Так хочется собрать художников для разработки обложки.

В воображении всплывает простой черный блокнот, сбитые в абзацы наборы слов, каракули предложений, перечеркнутые карандашом страницы.

– На самом деле я сейчас пересматриваю линию повествования, – уклончиво отвечаю я. – Давай подождем до десятого декабря, если не возражаешь.

Джейн соглашается. А куда ей деваться? Мы немного обсуждаем предстоящее мне интервью с журналом «Ред», дату проведения которого издатель как раз пытается согласовать. На прощание Джейн говорит:

– Жду не дождусь твой видеоэфир в «Фейсбуке». Уже скоро!

Я проверяю время. У меня около часа.

Перед отъездом во Францию Джейн уговорила меня сделать серию видеообращений – вроде бы это отличный способ связи с читателями и создания ажиотажа вокруг книги еще до ее выхода.

Я сказала, что не представляю, о чем говорить, что не на шутку ее удивило.

«Эль, ты уверенная в себе молодая женщина с ораторским талантом. Ты прекрасно справишься! Читатели просто хотят знать о тебе чуть больше: где ты черпаешь вдохновение, как пишешь и все в таком духе. Поддерживай непринужденную дружескую беседу. Можно по понедельникам вывешивать совет от писателя – этакая рубрика «Что я узнала, когда начала писать». А потом отвечай на вопросы».

Для отказа у меня не нашлось веской причины.

Вот и теперь она повторяет:

– Мы уже анонсировали твое выступление по нашим каналам в соцсетях. Надеюсь, к трансляции подключатся несколько тысяч человек! А мы из офиса будем тебя подбадривать.

Представляете? Тысячи людей смотрят на меня. Задают вопросы. Прямой эфир. Ни шанса на ошибку. Ничего не отредактировать. Не спрятаться. Только я, писательница Эль Филдинг, и мой кабинет.

Я вешаю трубку, утирая со лба пот. Как тут жарко…

По пути на верхний этаж я немного остываю.

На время пребывания арендаторов кабинет оставался под замком. Во-первых, надо было спрятать ценные вещи, а во-вторых, меня передергивало от мысли, что за мой стол сядет посторонний человек. Звучит дико, знаю.

Я достаю из кармана ключ и начинаю борьбу с замком, верчу его вправо-влево, пока не раздается щелчок. Дверь распахивается.

Вся комната озарена светом, в стеклянный фасад льется мерцающая зыбь моря, растекаясь по деревянным половицам и волнуясь на белых стенах. При проектировании кабинета я задумывала пространство, откуда воображение могло бы выпорхнуть – за пределы стола, компьютерного монитора, дома – и на всех парусах унестись к бескрайнему, так много сулящему горизонту.