Он улыбается тебе, стоя у двери подсобки, и ты подходишь к нему. Он вдруг наклоняется и крепко целует тебя. По твоему позвоночнику пробегает электрическая искра. Как смеет этот урод тебя целовать? Он втаскивает тебя в подсобку, маленькую темную комнатку с раковиной, электрическим щитком и несколькими бутылками химического раствора для мытья полов. Почему ты позволяешь ему втащить тебя сюда? Ты легко могла бы позвать на помощь или вырваться. Он прижимает тебя к краю раковины, его руки шарят у тебя под блузкой. Ты позволяешь ему это. Он дышит часто и быстро. На обед он ел что-то луковое. И пепперони.

Это грязно, это нелепо, это божественно.

Потом каждый день ты встречаешь его в том же коридоре. И каждый день он втаскивает тебя в ту же тесную подсобку. Ни ты с ним, ни он с тобой ни разу не пытаетесь заговорить. Есть только стоны, частое дыхание и прикушенные губы. Никаких слов. Каждый день ты заворачиваешь за угол со своей тележкой. Каждый день он заходит немного дальше. Забирается тебе под блузку обеими руками, расстегивает твою блузку, сажает тебя на край раковины, раздвигает тебе ноги. Поднимает твою юбку, снимает ее с тебя.

День, когда был сотворен его пенис, был хорошим днем. И зачем Господь Бог наделяет мужчин такими непропорциональными орудиями? Пенис этого худенького мальчика с кривыми зубами и угреватой кожей мог бы принадлежать трехсотфунтовой горилле — лиловый, агрессивно торчащий из пучка кудрявых черных волос.

Именно в этот день, день знакомства с пенисом гориллы, раковина (возможно, ровесница здания) наконец сдается и полностью откалывается от стены — и вы, кувыркаясь, оказываетесь на полу, на горе обломков мокрого кафеля и металлических труб. Вода хлещет во все стороны. Дверь подсобки распахивается, вода льется в коридор, который внезапно заполняется студентами, администраторами и библиотекарями. У тебя юбка задрана, трусики спущены, и единственным утешением тебе служит то, что на лбу у тебя порез, который кровоточит, — может быть, из-за этого люди подумают, что ты просто жертва.

Посреди всей этой неразберихи и хохота кто-то берет тебя за руку. Это высокий серьезный парень, студент-медик, которого ты несколько раз видела в библиотеке. Он ведет тебя по лестнице вниз, к балкону. Он говорит, что его зовут Дэвид, и вытирает тебе лоб своим рукавом. Его искренность и деликатность заставляют тебя поверить, что он мог подумать, что ты, возможно, была в этой подсобке не по своей воле. Он считает тебя хорошей девочкой и спрашивает, согласна ли ты поужинать с ним как-нибудь. Ты вспоминаешь, что говорила тебе подруга о свиданиях с парнями из Беркли и о том, как важно не попасть в категорию «женщин, на которых не стоит жениться». Может, тебе стоит впервые в жизни отказаться и подождать, когда он снова тебя пригласит?

Если ты соглашаешься на свидание, перейди к главе 28.

Если ты отказываешься от свидания, перейди к главе 29.

Продолжение главы 7

В Лос-Анджелесе ты приезжаешь к дому подруги, но там никого нет. Свет не горит, голосов не слышно, дверь никто не открывает. Ты бродишь возле крыльца, сдувая головки одуванчиков и глядя на ярко-голубое, безоблачное небо. Занятное дело — жара в Калифорнии. Можно зажариться заживо и не заметить. Так что ты в конце концов садишься обратно в свою машину и едешь к пляжу, на бульвар, где люди катаются на роликах и совершают пробежки под высоко стоящим белым солнцем.

Пальмы на пляже склоняются от ветра, и далекие волны сверкающими щитами ударяют о берег. Ты медленно бредешь по бульвару, пока мимо тебя проезжают на роликах типичные ошибки природы — люди-сосиски, втиснутые в узкие топы, трусики-танга и плавки. Кто-то тебе когда-то сказал, что плавки были впервые представлены миру на пляже Бонди-Бич в Австралии, отчего этот пляж стал знаменит не только случаями нападений акул, но и обтянутыми материей штучками, за которыми эти акулы приплывали.

Некоторое время ты сидишь возле пляжа и размышляешь. Странно, что твои друзья не позвонили. Странно, что их здесь нет. Может, что-то случилось? Может, ты их неправильно поняла, и они уехали из города, или ты неправильно записала номер их телефона? Вечером тебе все равно не удается с ними связаться, и ты гадаешь, стоит ли тебе еще раз съездить к ним домой или нужно искать гостиницу.

Если ты возвращаешься к дому друзей, перейди к главе 30.

Если ты едешь в гостиницу, перейди к главе 31.

Продолжение главы 8

Ты бросаешь учебу, и о твоем уходе никто не сожалеет. Тебя охватывает уныние. Родители с тобой почти не разговаривают — они молча сидят за обеденным столом, уставившись в свои тарелки. Никто не звонит, никто не заходит. Кажется, что помыться — невыполнимая работа, а принятие пищи вовсе изматывает, поэтому ты предпочитаешь спать. Ты становишься олимпийской чемпионкой по сну — спишь по 15–16 часов в день. Проснувшись, ты остаешься в постели и смотришь телевизор, запоминаешь рекламные слоганы и мелодии. Так пролетает день за днем. Ты утрачиваешь чувство времени. Проходят недели, а может быть, месяцы, злость твоих родителей смягчается до нездоровой озабоченности. Твоя мама прокрадывается к тебе в комнату, принося подносы с чаем и тостами, как будто у тебя грипп, и умоляет тебя встать, просто встать и сделать что-нибудь. Что угодно.

В конце концов озабоченность превращается в раздражение, и твоя мама, чтобы поднять тебя, переходит к активным действиям. Он выплескивает на тебя холодную воду, когда ты лежишь в постели, стаскивает тебя вниз по лестнице и запирает дверь твоей комнаты до тех пор, пока ты не примешь душ. Она отводит тебя к врачу, который прописывает антидепрессанты.

Потом мама отправляет тебя в Хайатт, в один из высококлассных отелей, где человек по имени Ги Моффат, являющийся специалистом в области мотивации, делает презентацию на тему «Обращаем грусть в радость» для группы, называемой «Вау гардианз». Ты узнаешь, что «Вау гардианз» — это межконфессиональная религиозная группа, которая борется за праведный мир. Это люди, которые относятся к миру с уважением и живут по Священному Писанию. Они защищают женщин и обещают дать им то, в чем они нуждаются. Они держат свои обещания, они охотники и собиратели, но у них есть сердце.

Ты начинаешь что-то чувствовать. Ги Моффат очень симпатичный, в нем почти семь футов роста, у него холодные синие глаза, его голову венчает копна изумительных светлых волос. Он тебе улыбается. Ты уверена, что он улыбается именно тебе, хотя на самом деле он, может быть, просто щурится от света прожекторов и блеска пустых металлических подносов, на которых подавали пончики и молоко двухпроцентной жирности.

«Вау гардианз» говорят, что они серьезны в своих намерениях сделать мир лучше. Они носят зеленые пластиковые браслеты на запястьях и делают пожертвования церкви. «Вау гардианз» женятся и остаются в браке, не разводятся, не едят и не пьют ничего лишнего. «Вау гардианз» занимаются спортом и пользуются зубной нитью. Они поддерживают свою молодежь и с нежностью заботятся о будущих «Вау гардианз». В городе есть несколько молодежных центров, где подростки могут проводить время и больше узнавать о здоровом образе жизни, проповедуемом «Вау гардианз». «Этот путь не для всех, — говорит Ги Моффат. — С нами могут быть только сильнейшие в стаде».