В басне Эзопа “Солнце женится” совсем другой сюжет, но та же угроза. Однажды жарким летом прошел слух, что Солнце надумало жениться. Все птицы и звери возрадовались, особенно лягушки, пока старая мудрая жаба не попросила слова. “Друзья, – сказала она, – нам не следует так радоваться. Если Солнце в одиночку способно высушить наши болота, то представьте себе, что же будет, если у него появятся еще и маленькие сыновья”. Обе истории учат нас: хорошего понемножку.

Почти во всех древних цивилизациях считалось, что вселенная существовала неопределенно долгое время без всякого человеческого вмешательства. Это не распространялось на солнце, которое во многих мифологиях существует только ради пропитания человека. Например, индейцы хопи из северо-восточной Аризоны создали солнце тем, что подбросили вверх щит, обтянутый оленьей шкурой, вместе с лисьей шкурой и попугаичьим хвостом (чтобы создать цвета восхода и заката). Но, какую бы форму оно бы ни принимало, каким бы персонажем ни становилось, солнце редко представало полностью неуязвимым (старая германская традция запрещала показывать на солнце, чтобы не причинить ему ущерба), и оно часто изображалось освобожденным из клетки, или выкраденным, или же родившимся из самопожертвования бога или героя. У иннуитов Берингова пролива весь мир считается созданным Отцом Вороном, который так рассердился на человеческую жадность, что спрятал солнце в мешок. Испуганные люди предлагали ему дары, пока он не уступил им, но только чуть-чуть, выставляя солнце в небо на время, а затем пряча его обратно.

Каждое раннее общество персонифицировало природные циклы, но, когда дело касается солнца, в разных культурах оно имеет разный род. В романских языках Солнце – мужчина, а в кельтских и германских – женщина, а Луна – мужчина: в Верхней Баварии до сих пор Солнце называют Fr a u Sonne, а Луну – Herr Mond. Для аравийского племени бедуинов руалла Солнце – жестокая старая карга со страстью к разрушению, которая раз в четыре недели затаскивает красавца Месяца к себе в постель и лишает его сил, так что ему требуется еще месяц на восстановление[17]. Эксимосы, чероки и ючи тоже считают Солнце женщиной, а у поляков, например, Солнце среднего рода, а Луна – мужского. Вариации, возможно, обязаны своим происхождением климатическим различиям: там, где день мягкий и приятный, Солнце, как правило, женского рода, а Луна, повелевающая холодной, суровой ночью, – мужского. В экваториальных зонах, где день иссушающе жарок, а ночь, напротив, мягка и нежна, светила меняются полами. Есть и исключения: на Малайском полуострове Солнце и Луна женского рода, а звезды – дети Луны[18].

В большинстве историй о сотворении мира Солнце превосходит как Луну, так и сами небеса. Книга Бытия гласит: “И создал Бог два светила великие: светило большее, для управления днем, и светило меньшее, для управления ночью”[19]. Египтяне описывают Солнце и Луну как “два светила”, правый и левый глаз Ра соответственно; левый при этом слабее, потому что он поврежден. В Центральной и Южной Америке и у племени мунда в Бенгалии Солнце и Луна являются супругами. Бенгальцы нежно называют Солнце Sing-Bonga, считая его добрым божеством, которое не вмешивается в человеческие дела. Еще один миф того же региона представляет Солнце человеком с тремя глазами и четырьмя руками, оставленным женой, которую утомлял его блеск. Его заменяет Чхая (Тьма), но Солнце возвращает себе жену, уменьшив сияние до 7/8 прежнего уровня (интересный пример соглашения, которое делает брак возможным). Такие супружеские размолвки породили много историй, подразумевающих невозможность счастливой совместной жизни Солнца и Луны.

Солнечная колесница Сурьи с возницей Аруной, который отождествляется с красным цветом, сопровождающая восход и закат (Michaud Roland et Sabrina / Rapho / Eyedea Illustrations)

Некоторым наиболее сложным древним культурам приходилось задумываться о том, почему Солнце, несмотря на очевидное могущество, долж но подчиняться каким-то правилам, вместо того чтобы кататься по небу как захочет. Только раб будет повторять изо дня в день одно и то же! В объяснение этого было придумано множество легенд. Солнце изображалось как изменчивое создание, иногда бегущее слишком быстро, иногда плетущееся еле-еле, порой подходящее к Земле чересчур близко, а иной раз удаляющееся слишком далеко. Поэту XVI века Гарсилаго де ла Веге, одному из первых бикультурных испаноамериканцев, принадлежит следующая история о величайшем инке – завоевателе Гуаяне Капаке.

У древних греков Солнце тоже не было вершиной творения: Гомер даже не отводил Гелиосу места среди богов-олимпийцев. Оно не всегда является и благодетелем: в мифологии Месопотамии солярный бог Нергал приносит чуму и войны, его оружие – жара, засушливый ветер и молния. Через всю историю проходит эта глубинная амбивалентность: человечество не может существовать без мощи Солнца, но все равно желает усмирить его или соблазнить, ограничив его власть над нами.

Макс Мюллер в возрасте тридцати лет, вскорости после приезда в Англию (Walker & Cockerell, ph. Sc.)

В чем же состоит эта власть? Во второй половине XIX века солнце попадает в круг интересов значительного ученого Фридриха Макса Мюллера.

Он утверждал, что солнце лежит в основе языка, а следовательно, и всех основных мифов, и не только солнечных. Мюллер, сын поэта, родился в 1823 году в Дессау, столице небольшого государства в рамках Германской конфедерации. Он начал с изучения санскрита, что подогрело его интерес к филологии и религии. Вскоре он принялся за перевод Ригведы, священных индуистских гимнов, а в 1846-м отправился в Британию для работы в индийских архивах, содержа сам себя писательством – его первая повесть, “Немецкая любовь”, хорошо продавалась. Он остался в Британии и в 1854 году был принят профессором современных языков в Оксфордский университет. Четырнадцать лет спустя он стал также профессором сравнительной филологии, а еще позже – первым в Оксфорде профессором сравнительной теологии. Широта познаний Мюллера, а также годы, потраченные им на подготовку пятидесятитомного собрания “Священных книг Востока”, позволили Джордж Элиот списать с него доктора Казобона – педанта, погруженного в бесконечный труд всей своей жизни, “Общемифологический ключ”, – в ее романе “Миддлмарч”, вышедшем в 1871 году, когда научная репутация Мюллера находилась на пике.