– На исходе каждого часа, ваше величество, – ответила та.

– Каждого! Надо же, как часто.

– Да, ваше величество, – кротко согласилась Лиса. – Едва ли они успевают замечать, что делается во дворце.

Снова оказавшись на твердой земле, она повернулась к королеве спиной и склонилась над ведром, полным мыльной пены.

Биттерблу схватила капюшон, сунула под мышку и выскользнула из комнаты.

Ей не раз приходилось видеть, как в ее покои под покровом ночи являются шпионы – ссутулившиеся, скрытые под капюшонами, неузнаваемые до тех пор, пока не снимут скрадывающий черты покров. Лионидская стража, подарок короля Рора, охраняла главный вход в замок и вход в покои Биттерблу и делала это по своим правилам. Они были вольны не отвечать ни на какие вопросы, кроме тех, что задали Биттерблу и Хильда, не отчитывались даже перед монсийской стражей – официальным войском и полицией королевства. Это давало личным шпионам Биттерблу свободу приходить и уходить, оставаясь незаметными для советников. С помощью этого небольшого ухищрения Рор обеспечил защиту секретам Биттерблу. У него самого в Лиониде действовала похожая система.

С браслетом сложностей не было, ибо браслет, который Хильда давала шпионам, представлял собой простой кожаный шнурок с нанизанной на него копией кольца, когда-то принадлежавшего Ашен. Кольцо было сделано по всем лионидским канонам: золото и инкрустация из крошечных блестящих темно-серых камней. Каждое кольцо лионидца обозначало конкретного члена семьи, и это Ашен носила в честь дочери. Оригинал хранился у Биттерблу. Она держала его в деревянном сундуке матери в спальне – вместе с остальными кольцами Ашен.

Привязывать его к запястью оказалось на удивление волнительно. Мать много раз показывала ей кольцо и объясняла, что выбрала камни под цвет ее глаз. Биттерблу прижала руку к груди, гадая, как бы мать отнеслась к тому, что она собиралась сделать.

«Ну и что здесь такого. Мама как-то раз тоже сбежала со мной из замка. Хотя не этим путем; а через окно. И у нее была серьезная причина. Она пыталась спасти меня от него.

И спасла. Отправила меня вперед, а сама осталась умирать.

Мама, я не знаю точно, почему делаю то, что собираюсь сделать. Чего-то не хватает, понимаешь? Кипы бумаги, письменный стол, башня – и так изо дня в день. Не может быть, чтобы жизнь сводилась к этому. Ты ведь понимаешь, правда?»

Тайная вылазка была сродни обману. Как и маскировка. Едва настала полночь, королева, одетая в капюшон Лисы и темные брюки, выскользнула из своих покоев и окунулась в мир историй и лжи.

Она никогда еще не видела мосты вблизи. За все ежегодные осмотры Биттерблу ни разу не выходила на улицы восточной части города; мосты были ей знакомы лишь с высоты башни – она глядела на них на фоне небес, даже не зная наверняка, настоящие ли они. И вот теперь Биттерблу стояла у основания Крылатого моста, водя пальцами по швам, которыми куски холодного мрамора соединялись, образуя титанических размеров опоры.

И неожиданно привлекла к себе внимание.

– А ну, иди своей дорогой, – резко сказал мужчина с порога грязно-белого каменного домишки, который ютился между колоннами моста в ряду других столь же невзрачных жилищ. Мужчина опустошил в канаву ведро. – Нам тут полоумных не надо.

Биттерблу показалось, что грубо так разговаривать с человеком, который провинился лишь тем, что прикоснулся к мосту, но она послушно двинулась дальше, чтобы избежать разговора. В этот час на улицы высыпала толпа людей, и Биттерблу вздрагивала при виде каждого нового прохожего. Она старалась огибать их, натянув капюшон на лицо, довольная тем, что не занимает много места.

Высокие узкие здания кренились набок, подпирая друг друга; изредка в щелях между ними взгляд ловил проблески реки. На каждом перекрестке дороги разбегались в разные стороны, предлагая все новые возможности. Она решила пока не выпускать из виду реку, подозревая, что иначе потеряется и не выдержит напора города. Но нелегко было оттащить себя от некоторых улочек, что лентой убегали вперед и скрывались во мраке, маня тайнами.

Река привела ее к следующему колоссу в списке – к Чудовищному мосту. К этому времени Биттерблу уже стала впитывать больше деталей, даже осмеливалась заглядывать людям в лица. На некоторых читались скрытность и спешка, или смертельная усталость, или боль, другие были пусты и ничего не выражали. Здания, многие – из белого камня, иные – обшиты досками, залиты желтым светом внизу и теряющиеся во тьме выше, тоже впечатляли – суровые и обветшалые.

В странную комнату историй под Чудовищным мостом ее привел неверный шаг, хотя и Лек тоже сыграл свою роль. Отскочив вбок, в переулок, чтобы разминуться с парой увальней, она оказалась в ловушке – здоровяки тоже свернули в переулок. Конечно, Биттерблу могла бы протолкнуться обратно, но этим неизбежно привлекла бы к себе внимание, поэтому она поспешила дальше, делая вид, что знает, куда идет. Как назло, переулок оборвался, закончившись дверью в каменной стене, которую охраняли мужчина и женщина.

– Ну? – спросил мужчина, видя, что она стоит в смущении. – Куда тебе? Сюда или отсюда?

– Я просто иду, – прошептала Биттерблу.

– Отлично, – сказал он. – Вот и иди.

Она повернулась, чтобы повиноваться, а двое, шедшие следом, нагнали ее и прошли мимо. Дверь открылась и впустила их, потом закрылась, потом снова открылась, давая дорогу веселой группке молодых людей. Изнутри донесся голос – глубокий, хрипловатый рокот, неразборчивый, но мелодичный. Так, наверное, могло бы говорить иссохшее старое дерево. Похоже, голос что-то рассказывал.

И вдруг прозвучало слово, которое она разобрала: «Лек».

– Сюда, – сказала Биттерблу, за долю секунды решившись на безумие.

Охранник пожал плечами, – очевидно, ему было все равно, лишь бы она сдвинулась с места.

Так Биттерблу последовала за именем Лека в свою первую комнату историй.

За дверью оказалось питейное заведение: тяжелые деревянные столы, стулья и стойка, освещенные сотнею ламп. Комната была забита мужчинами и женщинами, одетыми в простое платье, – они стояли, сидели и ходили туда-сюда, потягивая что-то из кружек. Поняв, что она всего лишь в пивной, Биттерблу выдохнула с таким облегчением, что по телу даже мурашки пробежали.

Все в комнате, как один, внимали человеку, который стоял за барной стойкой и рассказывал историю. У него было перекошенное рябое лицо, но стоило ему заговорить – и отчего-то он казался красавцем. История эта была Биттерблу знакома, и все же она не сразу ему поверила – не потому, что детали самого рассказа показались ей подозрительными, а потому, что один глаз у этого человека был темный, а другой сиял бледно-голубым. Чем же он Одарен? Прекрасным голосом? Или чем-то более жутким, чем-то, что заворожило каждого в этом заведении?

Биттерблу умножила четыреста пятьдесят семь на двести двадцать восемь – первые числа, какие пришли в голову, просто чтобы проверить ощущения. Справилась за пару минут. Сто четыре тысячи сто девяносто шесть. И вокруг цифр не ощущалось ни пустоты, ни тумана; не было никакого намека на то, что власть ее разума над числами хоть сколько-то отличается от власти над всем остальным. Это был всего лишь прекрасный голос.