Этот случай проигрывался перед мысленным взором Билла, пока они молча шли по длинному гребню. Он неожиданно остановился и воткнул ледоруб в снег, потом поднял очки на загорелый лоб и повернулся к Луке, прищурившись от резкого солнца.

— Ты хотел бросить меня там!

Лука тоже остановился, веревка между ними ослабла, провиснув дугой.

— Совсем ненадолго, старина. Мы были у самой вершины… наверное, в двадцати минутах. Я думал, что смогу быстренько до нее добраться, а потом вернуться к тебе.

— Не морочь мне голову. Не были мы так близко.

Лука принялся автоматически выбирать веревку.

— Сейчас не время для разговоров, — тихо сказал он. — Мы оба вымотались, а до базового лагеря еще часа два.

Билл поднял ледоруб и поправил рюкзак на спине. Потом он встал, отвел взгляд и спросил, осторожно подбирая слова:

— Скажи мне, Лука. Так оно все и было на Эвересте?

Спокойное выражение мигом сошло с лица Луки, его серые глаза стали холодными, как полированный мрамор. Он отстегнул рюкзак и уронил на снег, пытаясь сдержать внезапный приступ гнева. Но на щеках у него появились красные пятна, а когда он заговорил, голос напоминал шипение.

— Не смей больше говорить об этом. Ты прекрасно знаешь что там случилось.

Билл спустя несколько секунд пожал плечами и поплелся дальше, но Лука остался стоять, где стоял, — на пути Билла.

— Я серьезно, Билл. Не смей больше. Ты знаешь, чего мне это стоило.

— Тогда как тебе могла прийти мысль бросить меня там? Разве ты не выучил урока?

— Не выучил урока? Черт побери, Билл! А тебе на минуточку не приходило в голову, что и у меня мысли там смешались? Высота на всех влияет по-разному. Я считал, что мы у самой вершины.

— Да тебе и в голову такое не должно было прийти…

— Хватит! — оборвал его Лука, подняв руку.

Закинув на плечи рюкзак, он двинулся вниз по гребню, но, сделав несколько шагов, остановился и повернулся.

— Последние несколько часов я, как нянька, спускал тебя по стене. Если бы не я, ты бы все еще торчал там!

Несколько мгновений они смотрели друг на друга — их обмен колкостями грозил перерасти в нечто большее. Но тут Лука неожиданно развернулся и пошел дальше, сжимая кулаки.

Им понадобилось две недели, чтобы с многочисленными пересадками добраться до дома: с самолета на поезд, с поезда на самолет, в Тибете, Непале и, наконец, Англии.

За это время вопрос с их восхождением неоднократно поднимался, но так и не решился. Закончилось все тем, что они принесли друг другу извинения за то, что наговорили, и каждый формально простил другого. Но между ними словно кошка пробежала — возникло скрытое чувство недоверия, которое никогда прежде не омрачало их дружбу. Они продолжали, как и раньше, подтрунивать друг над другом, но шутки стали вымученными и робкими, словно восхождение на Макалу было чем-то постыдным, а не почти победой над одним из самых труднодоступных пиков в мире.

И вот теперь они неловко стояли на платформе у экспресса Хитроу. Их яркие рюкзаки и загорелые лица привлекали любопытные взгляды проходящих мимо.

Обычно они направлялись вдвоем в «Виндзорский замок», чтобы распить по пинте в честь успешного завершения экспедиции, после чего расходились, но на сей раз, хотя не было сказано ни слова, оба понимали, что ритуал отменяется.

— Ну вот мы и приехали, — провозгласил Лука наигранно веселым голосом. — Твоя женушка будет рада видеть тебя целым и невредимым. Можешь сказать ей, что задержались мы опять по моей вине.

— Да, пожалуй… — пробормотал Билл, неловко улыбаясь.

Лука протянул ладонь, и они обменялись формальным рукопожатием.

— Ну, увидимся, — сказал Билл, и на секунду маска напускного благодушия соскользнула с его лица, обнажив холод.

Он сжал зубы и, ухватившись за лямки рюкзака, быстро исчез в толпе пассажиров.

Лука стоял, глядя вслед. Какая-то его часть хотела окликнуть Билла. За две долгие недели он мог бы сломать лед, возникший между ними. Стоило еще раз извиниться за то, что произошло на горе, признать, что он был не прав. Он никогда прежде не видел, чтобы Билл выходил из себя, и понимал, что, видимо, сильно уязвил друга.

Но слова почему-то застревали в горле. Упоминание Эвереста глубоко задело его. За время обратной дороги эта обида переплавилась в непреходящую горечь, и он, похоже, никак не мог отделаться от нее. Подняв рюкзак с грязного бетона платформы, Лука направился в аляповатое, ярко освещенное кафе, забитое пассажирами, попивающими кофе и листающими утренние газеты. Отодвинув один из металлических стульев, он сел и заказал официантке двойной эспрессо. Его глаза лениво разглядывали толпу на платформе, скользили по треугольному стеклянному потолку старого викторианского вокзала. Световая призма медленно сменилась образом пирамиды, которую он видел в горах. Это видение преследовало его со времени спуска. Стоило закрыть глаза, как оно возникало перед ним: над покровом облаков, когда он смотрел в иллюминатор самолета, на далеком горизонте, когда поезд, грохоча, вез их в центр города. Несколько раз он собирался поговорить с Биллом, но туча, сгустившаяся над ними, в конечном счете не позволила ему это сделать.

Пирамида возникла перед ним и сейчас, словно он все еще сидел на том карнизе: одна ее сторона купалась в лучах солнца, грани казались обработанными напильником, а после присыпанными ледяной и снежной пудрой. Пропорции ее были идеальнее, чем у Маттерхорна, она напоминала детский рисунок. Вспоминая увиденное, Лука каждый раз упрекал себя, что не сделал фотографию. Когда он затащил Билла на карниз, пирамиду снова заволокло тучами и из виду потерялось даже окружающее ее кольцо гор. Как и его шанс добраться до вершины, эта удача существовала считаные мгновения. И обе возможности он упустил — спасибо Биллу.

Тут Луку задел кто-то, проходящий мимо в мокром от дождя плаще, и расплескал на стол его кофе. Лука выругался, схватил салфетки, и в этот момент из громкоговорителя раздался голос, объявлявший посадку на его поезд. Нет, нужно поскорее сесть в вагон и, как Биллу, ехать домой. Долго не вылезать из горячей ванны, набить корзинку для белья грязной одеждой и выкинуть из головы все эти фантазии.

Беда была в том, что ему хотелось совершенно противоположного. И понять его мог только один человек. Впервые за две недели на лице Луки появилась искренняя улыбка; он положил пару фунтов на столик, накинул рюкзак на плечо и направился к будке телефона-автомата.

Невозможно было понять, что по дороге едут два военных джипа: с расстояния виднелось только облако пыли за ними. Два автомобиля подпрыгивали на ухабах, один за другим. В разреженном воздухе высокогорья двигатели на высоких оборотах громко ревели.

Лейтенанта Чэня Чжи вот уже три часа мотало на потрепанном пассажирском сиденье. Темно-зеленая военная форма стала серой от пыли, сидеть было неудобно, его массивное тело все время кидало вверх и вперед, как если бы он хотел увидеть что-то в боковом зеркале джипа. На самом деле он хотел только одного: немного размять мышцы, занемевшие от долгого сидения. Поясница ныла, и каждый новый ухаб болью отдавался во всем теле.