Сами же казаки, уходя «на конвой» вооружались обычно пистолетами-пулеметами ППД и СТЭН, пулеметами, пистолетами и гранатами. Ручной пулемет РПД, последняя новинка в армейских арсеналах сюда еще не дошел — их было мало, снабжали пока только армию. Автомат Симонова — есть, можно купить в том же арсенале, но денег стоил — бешеных. Одевались казаки тоже не по форме — либо шили здесь, либо покупали у тех же торговцев, которые тюками возили италийскую форму из Сомали, там разворовывалось все и вся. Песочно-бурого, с пятнами, удобная в носке форма, хромовые сапоги, одна кашида на голову, еще одна закрывает нижнюю часть лица, мотоциклетные уродливые очки на глаза, потому что из-за пыли глаза воспаляются и болят — вот вам и портрет типичного казачины — конвойщика сороковых годов.

Зачем сюда ехали? Сложный вопрос… Началось все еще в двадцатые, после мировой войны. Слишком долго она продолжалась, слишком жестокой и кровавой была — таких войн еще не было, господь даст и не будет больше. После войны в ведении России оказалась, считай вся территория развалившейся Османской империи. С нефтью — но ее еще надо добыть! Нищие, забытые Аллахом окраины некогда грозной державы, протоптанные веками дороги, нищие хижины феллахов. Надо поднимать окраины, надо поднимать свою страну — все надо делать! А ведь Британия не дремлет — все тридцатые годы, ревностно глядя друг за другом, крупнейшие державы мира наращивали вооружение — сходили со стапелей все новые и новые броненосные корабли, в небе реяли, сверкая крыльями эскадрильи самолетов, с конвейеров сходили первые не только тракторы, но и танки. Старые времена ушли, унесенные беспощадными вихрями мировой войны — а к новым надо было быть готовым. Надо было быть во всеоружии.

На Восток потянулись казаки. С семьями, целыми хуторами — правительство размещало их, давало из казны деньги на обустройство. Очень скоро стало понятно, что все будет не так как раньше. Это раньше — сходил на действительную — а потом только на сборы. Сейчас война была всеобъемлющей, она была везде и нигде, никто не мог точно сказать что сейчас — война или мир. Войн засад, выстрелов из-за угла, карательных экспедиций, сожженных кишлаков и разрушенных набегами станиц — все это было. И казаки, раньше больше привычные к косе да плугу теперь не выпускали из рук винтовки и новомодные автоматы.

Вот тогда то и пошло — что некоторые казаки совсем бросали хозяйство и жили единой войной. Благо, желающих нанять казаков из вассальных монархий, да и из правительственных структур было предостаточно. Казаки охраняли нефтепромыслы, проводили колонны, боролись с муртазаками. И только Господь сосчитает, сколько казачьих костей лежит сейчас не на Дону, погребенных по чести — а в серой хмари пустынь, на бесплодных, продуваемых ветром склонах гор.

Много…

* * *

Аден выступал впереди, накрытый пыльной дымкой хамсина, жестокий и нищий, многолюдный и в то же время пустой, он казался гнойным нарывом на теле этой безводной и бесплодной страны. Покрытые вечной пылью улицы, нищие скворечники домов, оборванные немытые дети с камнями в руках, злобные взгляды вслед из-под кашид — пропаганда исламского экстремизма давала кровавые плоды, экстремисты не останавливались даже перед убийством мулл, отказывающихся проповедовать ненависть к русским. Дул хамсин — жаркий и сухой ветер с Африки, воплощенное дыхание Сахары, и весь город был погружен в желто-бурую пелену мельчайшего песка забивающегося во все щели, не дающего дышать. Люди, ревущие ослы, мулы — все выглядело каким-то нереальным, призрачным — и просто удивительно, что кто-то на этой земле умудрялся не только выживать — но и жить…

Хорунжий снова взял в руки гарнитуру рации.

— Я Дон-восемь! Проходим район Аль-Мансур! Предельное внимание!

Район Аль-Мансур, прилегающий к порту, как и обычно в портовых городах был районом живущим за счет порта. Низкие, убого построенные доходные дома часто даже без стекол, люди на улицах — отставшие от своих судов моряки со всех стран мира, невысокие, потасканные, уродливые шармуты[10], поденные рабочие, подрабатывающие в порту на разгрузке судов, воры и скупщики краденого, душегубы — кого только не было в этом районе, больном, кишащем дурными людьми как вшами. Были тут конечно и экстремисты, и британская агентура, и диверсанты — недавний взрыв в порту обрушивший на разгружаемый корабль портовый кран — их рук дело, и подрыв италийского сухогруза на рейде тоже их дело. Италийского — потому что Великобритания лихорадочно пытается сколотить коалицию против Российской Империи, сделать проблему Востока не ее проблемой, а проблемой всего мира, притянуть сюда и североамериканцев и итальянцев — всех. И снова начать войну…

Развернулись стволы — елочкой, во все стороны, если на машине, которая идет перед тобой влево — значит на твоей ствол должен смотреть вправо. Может быть все что угодно — серьезного нападения не будет, но пару раз пальнуть или гранату закинуть в кузов — запросто. И попробуй, найди их при такой то видимости…

Колонна словно продиралась по району — узкие улицы, нечистоты, жующие какую-то рвань на улице козы. Старые машины, а иногда и просто их остовы, в которых живут люди — в извилистой теснине улиц Аль-Мансура нельзя было проехать на неповоротливых грузовиках не задев хоть одну из старых железных кляч. Иногда за ревом двигателей слышались выкрики, проклятья, пару раз кузов срезонировал от ударившего в него камня, заставляя казаков понервничать. Но, слава Богу, больше ничего не произошло…

Порт встречал укрепленными позициями на входе — с обложенными бетонными блоками танками, с пулеметными гнездами, с прикрытыми теми же стенками из бетонных блоков нацеленными на город и на окружающие его горы гаубицами. Гаубицы были легкие, в основном сто семь миллиметров. Более тяжелая береговая артиллерия, прикрывающая город расположена дальше, на холмах и стволы ее пушек смотрят на залив. Территория порта была отрезана от Адена несколькими рядами колючей проволоки — скорее не от диверсантов, а от воров, ибо воровство здесь было в порядке вещей. Украсть у неверного, кяфира считалось даже доблестью. Вся охрана порта набиралась из русских, из казаков…

— Колонне стоп!

Перевязав закрывающую лицо кашиду, хорунжий перевалился через высокий борт бронеавтомобиля в серый сумрак хамсина. Казаки спрятались на блокпосту, сложенному из бетонных плит и блоков, всё — и бойницы, и дверь — все было самым тщательным образом заткнуто дерюгой и парусиной — тем, чем в порту укрывают грузы…

Подбежав — а ветер усилился и бесновался он так что находиться на нем не хотелось ни единой лишней минуты — к звери, ведущей на блок хорунжий постучал кулаком Секунда, другая — дверь открылась и сильные реки втянули его внутрь…

— Свои — предупредил Слепцов — не замай.

Рослый, с замотанным от пыли так же как у Слепцова лицом казачина опустил свой СТЭН, который держал как профессионал — не за магазин, который у этого дешевого но на удивление точно стреляющего пистолета-пулемета почему то сбоку, а за цевье. Меры безопасности на блоке соблюдали по полной программе.