Он встал, сунул альбом под мышку, подошёл ко мне и пощекотал за ухом.

– Что, нравится, да, дружок? Эх ты, с виду такой ретивый, а на самом деле ласковый и ранимый. Знаешь, у нас с тобой много общего. Во-первых, нам тут не нравится. Во-вторых, ни ты, ни я никогда не видели настоящего боя, так ведь? Ни разу не слышали настоящей стрельбы. Только бы не струсить, когда дойдёт до дела – вот что меня беспокоит, Джоуи. И знаешь, я даже Джейми этого не говорил, но я смертельно боюсь. Очень надеюсь, что твоего мужества хватит на двоих.

Во дворе хлопнула дверь, и я услышал знакомую поступь – чёткий стук сапог по брусчатке. Капрал Сэмюэль Перкинс осматривал конюшни: проверил всех и наконец добрался до меня.

– Добрый вечер, сэр, – сказал он, ловко отдавая честь. – Всё рисуете?

– Стараюсь, капрал, – ответил капитан Николс. – Пытаюсь отдать ему должное. Это же лучший конь в эскадроне. Как по-вашему? Никогда не видел такого ладного коня.

– Да, сэр, с виду он хорош, – проговорил капрал.

Я невольно повёл ушами: его голос с едкими нотками вселял в меня ужас.

– Этого у него не отнимешь. Однако красота не главное, так ведь, сэр? Хороший конь – это не только хороший экстерьер. Даже не знаю, как бы это сказать...

– Говорите, как вам угодно, капрал, – сказал капитан Николс ледяным тоном. – Но не забывайте, что вы говорите о моём коне и он мне дорог.

– Ладно, скажем так, он слишком самостоятельный. Да-да, именно самостоятельный. На полевых учениях он неплох, очень выносливый – один из лучших, – но в манеже просто наказание. Непокорный и сильный, как чёрт. Сразу видно, что его толком не дрессировали. Что и спрашивать с деревенской лошади? Но, если мы хотим сделать из него настоящего кавалерийского коня, придётся приучить его к дисциплине. Он должен слушаться: всегда и во всём, безоговорочно подчиняться. В бою нужен надёжный конь, а не капризная примадонна.

– По счастью, капрал, война будет идти именно в поле, а не на манеже. Я лично просил вас обучать Джоуи, потому что вы лучший специалист в эскадроне. Но я вынужден вас попросить немного ослабить хватку. Не забывайте, кто он и откуда. С ним легко сладить, если только обращаться помягче. Помягче, капрал. Я не хочу, чтобы он ожесточился. С этим конём я пойду на войну, и, если удача нам улыбнётся, мы вместе вернёмся домой. Он мне очень дорог, капрал. И я был бы очень вам благодарен, если бы вы берегли его, как своего собственного. Меньше чем через неделю мы отплываем во Францию. Мне очень жаль, что времени так мало и я не могу сам с ним заниматься. Но я должен готовить войска: превратить пехоту в кавалерию. Конь – это верный боевой товарищ, капрал, но он не может воевать. А некоторые из моих солдат до сих пор думают, что им хватит сабли. Они полагают, что достаточно помахать саблей – и немцы бегут. Но я вам говорю: если мы хотим выиграть эту войну, нужно хорошенько научиться стрелять.

– Да, сэр, – ответил капрал.

Я уловил в его голосе неожиданную нотку уважения. И в целом он как-то сник и притих. Таким я его ещё не видел.

– И ещё, – добавил капитан Николс, прежде чем покинуть конюшню, – я был бы рад, если бы вы немножко его откормили. Джоуи в последнее время похудел и, я бы даже сказал, осунулся. Через два-три дня будут показательные маневры, и мне хотелось бы, чтобы он предстал во всей красе. Чтобы сразу было видно, что это лучший конь в эскадроне.

В последнюю неделю подготовки я наконец-то начал работать в полную силу. С того вечера капрал Перкинс стал обращаться со мной помягче, реже использовал шпоры и натягивал повод. К тому же мы теперь меньше занимались в манеже и больше на равнине перед лагерем. К тензелю я тоже привык, стал перекатывать его языком, как делал раньше с грызлом. И я начал радоваться хорошему корму, чистке, расчёсыванию. В конце концов, здесь мне уделялось столько внимания, сколько не уделялось никогда раньше. Я всё реже вспоминал о Зоуи и своей прежней жизни на ферме. Но Альберта—его голос, его лицо—я не забыл. Незримый, он был рядом всё то время, пока я старательно тренировался, чтобы в конце концов стать настоящим боевым конём.

Когда капитан Николс пришёл в конюшню, чтобы вывести меня на последние, показательные, маневры, я смирился со своей новой жизнью, даже начал получать от неё удовольствие. Капитан Николс в парадной форме оседлал меня, и мы вместе со всем полком вышли на Солсберскую равнину. Весил он немало, но больше всего досаждали жара и мухи. Мы часами стояли под палящим солнцем и ждали. Наконец, когда солнце почти скрылось за горизонтом, мы выстроились клином и приготовились к атаке – финальному аккорду показательных маневров.

Приказали готовиться к наступлению, и мы шагнули вперёд. Все ждали сигнала. В воздухе чувствовалось напряжение. Оно передавалось от лошади к всаднику, от одного коня к другому, от солдата к солдату. Во мне нарастало предвкушение – такое острое, что я едва мог устоять на месте. Капитан Николс возглавлял свой отряд, а рядом с ним был его друг капитан Джейми Стюарт на незнакомом мне коне – высоком жеребце с чёрной сверкающей шерстью. Когда мы пошли вперёд, я встретился с ним взглядом. Секунду жеребец пристально смотрел на меня. Но тут с шага мы перешли на рысь, потом на лёгкий галоп. Прозвучал сигнал к атаке, и я увидел кончик сабли выше своего правого уха. Капитан Николс подался вперёд и пустил меня галопом. Грохот, клубы пыли, крики людей – от всего этого меня охватил небывалый восторг. Я понёсся вперёд, оставив далеко позади всех, кроме того самого блестящего чёрного коня. Ни капитан Николс, ни Джейми Стюарт не проронили ни слова, но я вдруг почувствовал, что должен прийти первым. Я бросил косой взгляд на соперника и понял, что он тоже решил мне не уступать. Его глаза сверкали, а лоб сосредоточенно наморщился. Когда мы долетели до «врага», наши всадники едва смогли нас остановить. Мы пришли вровень и стали, тяжело дыша, так же как наши капитаны.

– Ну что, Джейми, теперь убедился? – с гордостью проговорил капитан Николс. – Вот об этом коне я тебе и говорил. Я нашёл его в Девоншире. И признай: ещё немного, и твой Топторн бы поотстал.

Мы с Топторном сперва глядели друг на друга настороженно. Он был чуть не на ладонь выше меня – огромный крепкий конь. Держал голову гордо, даже величественно. Я первый раз видел коня, который мог со мной потягаться, но глаза у него были добрые, и я понял: мы с ним поладим.

– Мой Топторн – лучший конь в нашем полку, да и в любом другом тоже, – ответил Джейми Стюарт. – Джоуи резвее, и да, признаю, я не видел ещё такого красавца среди лошадей, которых впрягают в тележку молочника. Но выносливостью мой Топторн его побьёт. Он у меня неутомимый. В нём одном восемь лошадиных сил, вот так!

На обратном пути в лагерь, капитаны спорили о достоинствах своих коней. А мы с Топторном трусили бок о бок, опустив головы, усталые после целого дня на жаре и безумной вечерней скачки. В ту ночь нас поставили в соседние денники, и на следующий день в трюме переоборудованного лайнера, который повёз нас во Францию, на войну, мы опять оказались рядом.

На корабле царила атмосфера радостного предвкушения. Солдаты сияли, как будто впереди их ждал какой-то весёлый военный пикник. Казалось, ничто в мире их не печалит. Когда они чистили нас и давали еду, они обменивались шутками и смялись. Такими довольными я их никогда раньше не видел. И их настрой пришёлся очень кстати, потому что море было неспокойным, корабль бросало вверх и вниз и многих коней охватил ужас. Некоторые бились, пытаясь вырваться на свободу – туда, где земля не уходит из-под ног. Солдаты успокаивали нас, уговаривали потерпеть.