«Ты соблазнила этого беднягу. Ты грязная, грязная женщина».

Эти слова, всплывшие в уме, напоминали рыбий жир, которым мама вечно пичкала их с братьями.

Плюс рыбьего жира заключался в том, что стоит его проглотить — и он исчезает, оставляя после себя лишь противный привкус во рту, который теоретически можно игнорировать. А уж если заесть эту гадость медом, то о ней можно сразу же забыть.

Вот чем был для нее поцелуй Гаррета. Самым нежным, самым сладким, самым теплым медом, какой она только пробовала в жизни.

Кейт инстинктивно закрыла глаза. В кончиках пальцев ног зародилась дрожь, эта дрожь поднялась по ногам и затопила тело. Дрожащими руками она вцепилась в рубашку Гаррета — в мокрую льняную ткань — и прижалась к нему. Он обхватил ее лицо большими теплыми ладонями и развернул так, чтобы их губы вписывались друг в друга идеально. Загрубевшие кончики пальцев слегка царапали ее нежную кожу. Он целовал ее так, словно был пчелой, пьющей нектар с цветка.

Непостижимо: такой огромный, сильный человек — и касается ее так нежно. Как будто она хрупкая, драгоценная, нечто, что нужно беречь.

Кейт еще крепче вцепилась в его рубашку и прерывисто вздохнула. Гаррет медленно и осторожно отстранился. Не выпуская ее лица из рук, он коснулся лбом ее лба, носом — носа.

— Кейт.

Кейт разжала руки, но не убрала их. Мускулы его, она чувствовала, подрагивали.

Она не могла произнести ни слова. Там, где ее тело соприкасалось с его, все горело.

Она хотела этого мужчину. Как такое возможно?

Мама назвала бы ее идиоткой и шлюхой. Уилли пришел бы в ужас — и, может быть, вызвал бы Гаррета на дуэль.

Приличия требовали, чтобы она дала Гаррету пощечину, бросилась наутек и молилась бы, чтобы никто не узнал о ее падении. Потому что если бы кто-то видел ее в этот момент, он с первого взгляда все понял бы и окрестил бы ее дерзкой продажной девкой.

И ей было все равно. Единственное, что волновало ее сейчас, — это то, какие чувства вызвал в ней Гаррет.

С ним она чувствовала себя невероятно защищенной. Ей было тепло и уютно. Хотелось познать его. Исследовать каждый дюйм его тела. Ей хотелось бы свернуться калачиком где-нибудь внутри его тела и остаться там навсегда. Чтобы он никогда ее не оставил.

— Теперь ты должна идти.

— Нет, — выдохнула она. — Я останусь здесь… с тобой.

— Тебе нельзя.

Как же ей не хотелось, чтобы этот невозможный прекрасный сон заканчивался! У нее не было желания возвращаться к суровой реальности, в свою обычную жизнь. Только не сейчас.

На протяжении последних восьми дней она каждый вечер спешила сюда, чтобы посмотреть, не пришел ли он, и если он оказывался тут, то она наблюдала за ним в немом восхищении. Потом она грезила о нем: о том, чтобы касаться его, о том, каково это — чувствовать, как его руки смыкаются вокруг нее.

Обнимают ее.

Наяву все оказалось еще прекраснее, чем в ее фантазиях. Когда он разговаривал с ней, когда небесно-голубыми глазами смотрел на нее, каждый мускул в ее теле таял, как масло, каждый нерв пел от удовольствия.

Гаррет погладил ее скулы подушечками пальцев, и у нее кровь прилила к щекам. Она крепче прижалась к нему.

— Тебе надо идти. Уже почти стемнело. Твоя семья станет волноваться. — Он отстранился, убрал руки от ее лица и аккуратно разжал ее пальцы, державшие его рубашку.

Кейт открыла глаза, ощущая на языке горечь его отказа. Но, едва взглянув на его лицо, она поняла, что это решение далось ему так же тяжело, как и ей. Может быть, даже тяжелее. Он тоже не хотел, чтобы она уходила.

Кейт принужденно улыбнулась:

— Ну почему ты такой благородный? Я почти жалею, что ты не такой плохой, как те люди, насчет которых ты меня предупреждал.

Его лицо потемнело.

— Не стоит об этом жалеть.

Конечно же, он прав. С самого начала какой-то внутренний голос говорил ей, что он хороший человек. Была в нем некая двойственность: крепкое тело со шрамами и обжигающие голубые глаза ярко контрастировали с каким-то врожденным чувством чести, которое сияло вокруг него, как нимб. У нее было такое чувство, словно она знала его давным-давно, но хотела узнать еще лучше. Понять, как ему удается быть таким жестким и матерым — и оставаться таким нежным, таким благородным.

Она горестно покачала головой: она действительно слишком мало знает о нем, чтобы быть в нем настолько уверенной.

И все равно она доверяла своему чутью. Как бы своенравно и неблагоразумно с обывательской точки зрения она ни поступала, на самом деле она вовсе не страдала глупостью. Если бы она почувствовала опасность, то сбежала бы, едва увидев его, в самый первый раз. И больше бы сюда не возвращалась.

— Я просто… — Она умолкла и нервно облизнула губы. — Я хочу, чтобы ты знал… Обычно я не такая… м-м… пылкая.

— Неужели? — Кажется, Гаррет развеселился.

Кейт бросила на него взгляд из-под ресниц и, увидев смешинки в его глазах, немного расслабилась.

— Это так, — подтвердила она. — Просто ты такой… такой… — Она проглотила ком в горле и принялась рассматривать носки своих грязных ботинок, выглядывающие из-под испачканного подола. — В общем, как я уже говорила, ты мне очень интересен. Ты мне нравишься.

Гаррет погладил ее по щеке, но Кейт не нашла в себе сил поднять на него глаза. Щеки горели от смущения, но ей казалось очень важным донести до его понимания, что она не имеет обыкновения шляться по лесам и целоваться с первым встречным. И дело не в том, что раньше она никого здесь не встречала.

— Я тоже нахожу тебя очень интересной.

Кейт удивленно на него воззрилась. Ведь она считала себя самым заурядным, самым малоинтересным человеком. — Это правда?

— Чистая правда.

Его голос был серьезным, но Кейт рассмеялась. Счастье распустилось в ее груди, как яркий цветок.

— Мы еще увидимся? — спросила она шепотом.

Гаррет колебался лишь долю секунды, но Кейт это почувствовала.

— Да. Может быть, еще один раз.

Она выдохнула и едва не запрыгала на месте от восторга, как ребенок, которому предложили самое сладкое, самое восхитительное в мире лакомство.

— Здесь?

— Да. Завтра.

Чтобы не запищать от радости, она сильно прикусила губу и криво улыбнулась.

С молниеносной скоростью он схватил ее за руку, притянул к себе и поцеловал в макушку.

— Иди!

Отпустил он ее так же быстро. Продолжая кусать губы, Кейт махнула рукой на прощание, подхватила перепачканные и порванные юбки и повернула к Дебюсси-Мэнору.