Потом выстрел. Пуля бьет в стену, в лицо летит каменная крошка, кто-то верещит…

— Вот так дела, — пробормотал я, касаясь неровных краев кончиками пальцев.

Отметина осталась и год спустя. Может, немного другая, не той формы, чуть глубже и треугольная, с разошедшимися в стороны по видавшей виды краске трещинами — но точно в том же самом месте, чуть правее угла окна.

Пуля попала сюда — и в том мире, и в этом.

Я шагнул влево и заглянул сквозь стекло в утренний полумрак зала. Посетителей в кондитерской еще не было — слишком рано, но она уже открылась. За стойкой в углу скучала невысокая полная женщина в белой косынке. Может, та же самая — лица я, конечно же, не запомнил, хоть и бывал здесь не раз и не два.

На мгновение даже мелькнула мысль зайти и спросить… только что? Не бывал ли здесь год назад мужик? Какой? Лет тридцати-сорока, среднего роста, крепкий, мрачный, с темной щетиной и сединой на висках. Одетый… одетый как все.

Таких тысячи — в любом мире.

И в любом столетии.

— Владимир Петрович! Ваше благородие, Владимир Петрович!

Засмотревшись на дырку в стене, я не заметил, как рядом со мной остановился знакомый автомобиль. Дверца со стороны водителя распахнулась, и оттуда высунулся и призывно махал мне… Захар — кажется, так его звали. Денщик Дельвига выглядел куда бодрее, чем в нашу первую встречу, да еще и улыбался так, будто почему-то до неприличия обрадовался, увидев меня.

Впрочем, так оно, похоже, и было.

— Владимир Петрович, вот не поверите — я как знал, что вас тут встречу. Меня ж в гимназию отправили, со срочным поручением, — продолжал тараторить Захар, обегая капот автомобиля. — Антон Сергеевич срочно к себе требует!

— Требует? — усмехнулся я.

— Сердечно просит… ваше благородие. — Захар понизил голос и виновато втянул голову в плечи. — Просил передать — помочь надобно, и никак без вас не справиться, Владимир Петрович.

Вот так выбор: провести еще один день в гимназии — или прямо сейчас мчаться навстречу очередной тайне этого мира, на помощь могучему древнему Ордену и лично его преподобию капеллану.

Видимо, получить классическое образование мне все-таки не судьба.

— Ну, если сердечно просит… — Я неторопливо шагнул к автомобилю. — Ладно уж, так и и быть — поехали.

Машина сорвалась с места даже раньше, чем я успел захлопнуть дверцу и как следует устроиться на сиденье. Захар явно спешил, поэтому крутил баранку с солдатской лихостью. Ему, пожалуй, не хватало врожденного таланта и изящной небрежности Дельвига, но их отсутствие он с избытком компенсировал старанием.

И темпераментом: чуть ли не каждый маневр сопровождался недовольным пыхтением, а то и руганью. Захар выжимал из мотора все, что мог, и то и дело подрезал машины и распугивал лошадей могучим ревом из-под капота — но виноватыми неизменно оказывались другие, вплоть до пешеходов и городовых в будках.

Я уже всерьез начал сомневаться, что мы доедем до места в целости и сохранности, но Захар вдруг свернул направо, перемахнул через Неву — и полетел на север по Большому Сампсониевскому проспекту уже без лишней суеты. Здесь дорога оказалась почти свободной, так что у меня, наконец, появилось возможность спокойно оглядеться.

И сообразить, что едем мы явно не на Почтамтскую.

— Уж извините, ваше благородие, — снова заговорил Захар. — Я же вас даже поблагодарить не успел. Сами понимаете — суета такая…

— За что благодарить? — поинтересовался я.

— Так вы же мне жизнь спасли, Владимир Петрович. И даже руку сохранили. Их преподобия не сдюжили — хоть и целителей просили, и самого архиерея звали… Те не смогли, а вы пришли, пошептали — и вот она, как новенькая! — Захар принялся демонстративно трясти затянутой в тонкую перчатку конечностью — и так увлекся, что едва не упустил руль. — Выходит, Талант особый есть в вашем благородии. Или, может, слово какое известно — раз уж такие чудеса творите?

— Много будешь знать — скоро состаришься, — усмехнулся я. — Лучше скажи — мы куда едем? Я гляжу — не к Синоду.

— Так в Парголовскую мызу, ваше благородие. — Захар, в отличие от меня, отозвался с явной охотой. — Антон Сергеевич нынче там остановился, считайте, у самих графов Шуваловых в гостях.

— Это что ж получается — у вас там еще… учреждение?

Я не без труда подобрал слово: «база» тут явно не годилась, а от термина «площадка» веяло чем-то уже более поздним, из советской эпохи. Но, так или иначе, Орден явно располагал ресурсами посолиднее, чем пара этажей в здании на Почтамтской под боком у Святейшего Синода. Впрочем, неудивительно — должны же были капелланы разместить где-то личный состав и оружие. И где-то еще — возможно, на севере города, в Парголово — расположились казармы, арсенал… гаражи, в конце концов.

— Никак нет, ваше благородие. Там только усадьба, парк… дачи господские еще, — отозвался Захар. — Но их сиятельства дозволили — Андрей Павлович лично велел наших разместить. И оказывать всяческое содействие.

Когда Орден просит — ему редко отказывают. И, видимо, не только юные гимназисты, но и целые аристократы графского рода Шуваловых.

Ни светофоров, ни уж тем более пробок по пути, ясное дело, не имелось — так что мы долетели до выезда из города за каких-то минут десять. Но и их хватило, чтобы погода испортилась окончательно. Утро и без того выдалось не самым приятным, а теперь вокруг понемногу становилось… нет, не то, чтобы темно — но как-то серо и мокро. Небо так и не разродилось дождем, зато будто сползло вниз к земле под собственной тяжестью. В воздухе повисло водяное крошево, на стеклах машины снаружи выступили капли, а еще через половину километра мы заехали в такой туман, что Захару пришлось замедлить ход машины и разве что не лечь грудью на руль, выглядывая впереди поворот.

— Вот они, голубчики наши, — проговорил он. — Почти приехали, ваше благородие.

Фигуры в военной форме явно охраняли дорогу — но все равно вынырнули из серой пелены неожиданно, словно вдруг появились прямо перед капотом. Один из них отсалютовал нам, чуть приподняв винтовку со штыком, и отошел в сторону, освобождая проезд. Захар махнул рукой, снова придавил газ — и мы неторопливо покатились вперед.

Вскоре асфальт под колесами сменился грунтовкой, а деревья с каждым метром подступали к дороге все ближе и ближе, и теперь нависали над нами свежей темно-зеленой листвой. Шуваловский парк, который я помнил из двадцать первого столетия родного мира, тоже порой казался диковатым местом, но этот и вовсе выглядел… чуть ли не зловеще. Даже самая обычная ограда, появившаяся из тумана справа от нас, будто сбежала из кадра какого-нибудь древнего черно-белого ужастика.

А