— Ещё, ещё, — зашептала она.

— Ненасытный Кит! — Егор спустился ниже.

— Я насытный! — возмутилась Кити.

— Очень сытный, — продолжил игру Егор, зацепив языком колечко в пупке Кити.

— У-кху. Извините. Я на секундочку — полный извиняющихся обертонов, но всё равно шкодный голос ворвался в сладкий сон девушки.

— Это ещё что за… клоун?

Кити с удивлением уставилась на свою в десятки раз увеличенную татуировку, обретшую пышную объёмную плоть, и сразу вернулась в реальность, не выходя из сна. Высший пилотаж — понять, что видишь сон, и остаться в нём, при этом вспомнив то, чего никогда не было, то, во что наяву ты ни за что не поверишь и даже не сможешь воспроизвести. Сейчас, например, Кити кажется, будто всё это повторяется в сотый раз. В любом случае она точно знает, что толстый страшный клоун, рисунок на коже, сбежавший с её груди, лишивший её всякой надежды на вечное счастье своим приходом в её сон, ничего хорошего не скажет. Это точно.

— Привет, Браза, — почти ласково сказал Егор, перекатившийся за Кити и скрывший её тело от маленьких любопытных глаз клоуна в объятиях сильных рук, — ты, как всегда, не вовремя!

— Я тоже люблю тебя, Егор!

— А я тебя ненавижу. Зачем я только тебя сделала! Какого хрена ты припёрся сюда на этом жирном общипанном гусе?

— Я что, на гусе?! — искренне испугался Тик, с опаской посмотрел вниз и тут же спрыгнул с гуся на воздушную постель Кити и Егора. — О, как взбили облако, любовнички. Всё кувыркаетесь, а то, что мир катится к чертям, волнует только меня?

— Вот и катись к чертям из моего сна вместе со своим миром. Завтра же выведу тебя в салоне!

— Выведи! Выведи, ради всего святого! Вспомни этот сон, разозлись и выведи! А заодно вспомни, что если ты не отпустишь Егора, не влюбишься и не начнёшь радоваться жизни, через пару месяцев всему миру наступит кирдык!

— Бесполезно, Тик! — с усталым вздохом сказал Егор. — Ты же знаешь — утром она всё забудет! Тысячу раз я пытался ей всё объяснить. С тобой и без тебя — всё абсолютно безмазово! Следующей ночью я снова здесь. Кити выдёргивает меня из небытия — мы счастливы до утра, а мир доживает последние дни.

— Что за ахинею вы тут поёте в два голоса? Даже для сна — перебор. Чтобы спасти мир, я должна пожертвовать своей любовью, своей верностью погибшему любимому, которого вижу только во сне? Для этого я должна взять и влюбиться? Только и всего-то. Подумаешь, какая ерунда — влюбиться в другого человека! Это же, как сходить постричься: раз — и новая причёска. Раз — и новая любовь! Так ты это себе представляешь, толстый умник?

Клоун одобрительно развёл короткими пухлыми руками:

— Угу!

Егор еле удержал взорвавшуюся Кити. Если бы не его сильные руки, она бы вскочила и пинком опустила Тик-Така с неба на землю.

— Придурок! Я ни за что и никогда не предам своего Егора! Моя любовь — это всё, что у меня осталось! Она больше и сильнее меня! Она больше и сильнее всего долбаного света, которому всё никак не может прийти конец! Зачем мне мир, в котором не будет Егора?

— Ну вот, — сказал клоун, подбоченившись и притоптывая по облаку левым несуразным ботинком сто пятого размера, — опять подмена героизма эгоизмом. Три года, Кити, ты живёшь, запрятав все свои негативные эмоции глубоко в себя, чем всё больше и больше разрушаешь свой Эмомир. А из него наружу рвутся страшные чудовища, все, что ты скопила там за всю свою короткую, но полную утрат и боли жизнь. Они и уничтожат Мир. Ты не живёшь своей жизнью, Кити. И свой потенциал любви ты тратишь лишь во сне. Ты не даёшь уйти Егору. Это так красиво и твоя любовь достойна уважения, восхищения, но она обрушит мир! Все погибнут! Все те, кто дорог в этом мире тебе и Егору. Ты останешься королевой мёртвого мира, погибшего из-за твоей любви. Будешь ли ты счастлива тогда? Даже во сне? Не слишком ли высокая цена? Подумай. Погибнет Рита, твой отец, его семья, семья Егора, все твои друзья…

— Заткнись! Я не хочу больше это слушать! Это мой сон! Неприкосновенная территория! Ты не имеешь права превращать его в кошмар и отбирать у меня мой кусочек счастья! — Кити тщетно пыталась вырваться из рук молчавшего Егора.

— Гибель мира — не слишком высокая цена для личного счастья? Счастье — это удовольствие без раскаяния, Кити.

— Толстый зануда!

— Не Толстый, а Толстой.

— Да хоть Пушкин! Вот что я тебе скажу, клоун. Мир, как известно, делится на две категории людей. Одни куда-то катят мир, а вторые идут сзади и причитают, куда это, мол, мир катится. А я из третьей категории — мне плевать, куда катится мир, в котором нет места для моей любви, и твои аргументы в пользу спасения душ мне совсем не интересны. Убирайся к чёрту, клоун-мессия!

— Сейчас уберусь. Егор, я пришёл сказать, что у меня плохие новости. Есть информация, что кое-кто узнал о бесполезности наших попыток достучаться до сердца Кити и готов решить проблему конца света радикально. Нет Кити — нет проблемы.

— Кто? — Егор ослабил хватку.

Кити, вырвавшись на свободу, огненной фурией подскочила к открывающему рот клоуну и столкнула его с облака.

— Твой сын ииииииииииииииииииииии, — голос Тик-Така затих по нисходящей дуге где-то далекодалеко внизу.

— Ненавижу клоунов! На чём мы остановились? — Кити маленькой тигрицей прыгнула на широкую грудь любимого.

— Кити, это очень серьёзно… — Егор, казалось, не на шутку встревожился.

Кити долгим поцелуем закрыла ему рот, а потом, приложив к нему маленькую горячую ладошку, сказала:

— Ничего не хочу слышать. Обними меня и поцелуй, я хочу проснуться счастливой! И пожалуйста, погладь мои волосы. Я так люблю, когда ты нежно гладишь мои волосы.

Сегодня был суперский день. Абсолютно не напряжный. Пролетел, как комета.

И ещё сегодня мне предложили полетать! Но об этом потом. Сейчас небольшая ретроспектива с того момента, как Рита нашла меня на кладбище рядом с городским моргом. Так сказать, начало новой жизни. Интригующе, а?

За день до того, как я попала в морг, я решила помириться с Ритой, своей закадычной подружкой-готессой. Наша дружба закончилась, когда она призналась мне, что мой Егор частенько захаживал к ней за порцией секса. Я, видите ли, держала его на голодной диете, а Рита пожалела. Мать Тереза готическая. Хороша подруга! Если бы я не сидела после больнички на сильных успокоительных, прибила бы на месте, дурынду. Повезло ей. И мне повезло. У кого бы я сейчас жила? У меня от колёс тогда крыша чуть совсем не съехала. Стала я добренькая — не добрая, а именно добренькая, слезливая и всепрощающая.

Мне один белобрысый тип принёс цветы, якобы от Егора, и сказал, что ЕТ к нему во сне явился и просил мне передать, что единственное, чем я могу его порадовать, — это быть счастливой без него. Логично вроде бы. Мой затуманенный таблами мозг эту лажу принял, и я вышла из депры и даже от пищи перестала отказываться. Потом выяснилось (хоть какая-то польза от книжки «ЭмоБой»), что этот гад белобрысый Егора моего и убил, а ко мне приходил, потому что его, видимо, совесть замучила. А я ещё с ним на «Джейн Эйр» ходила. С убийцей! Вот мрак. Конечно, тогда я ничего не знала. А когда узнала, сразу ментам заяву на него написала, только они говорят, что он в бегах и в розыске. Вот так. А тогда, на таблах, я решила Ритку простить. Видела, как она убивается. Потом, я давно знала, что она в Егора раньше меня влюбилась, ну и раз уж я его простила, почему Ритку не простить? Ещё я знала, что она бн — одна её подружка как-то проговорилась мне, что Рита давно и безнадёжно влюблена в меня. Звучит дико, но то, что она спала с моим покойным парнем, нас как-то ещё больше сблизило. Пришла я к ней мириться. Выпили мы, фрукты какие-то погрызли, поревели, потом просыпаюсь на кладбище совершенно голая и с биркой на ноге.