Доминирующей деятельностью «Всееврейства» является журналистика. Творчество современного еврейства в области техники, науки и литературы носит на себе отпечаток той же журналистики. Творчество — это есть изумительный продукт еврейской способности впитывать в себя чужие идеи. Капитал и журналистика сливаются в прессе, которая таким путем становится орудием еврейского господства.

Организация управления этим всееврейским государством достойна удивления. Первым местом пребывания этого управления был Париж; ныне центр управления перенесен в другое место. Перед войной столицей его был Лондон, второй столицей — Нью-Йорк. Можно думать, что ныне Нью-Йорк встанет над Лондоном, — течение идет в Америку.

«Всееврейство» охотно предоставляет управление отдельными странами мира местным правительствам; само оно требует себе лишь контроля над ними. Сами евреи никогда не сольются с другой нацией. Это народ — замкнутый в себе, он всегда таковым был и всегда таковым останется. Только тогда «Всееврейство» вступает в борьбу с другим народом, когда последний создает условия, делающие невозможным для евреев подчинить своему влиянию продукты работы и финансы данной страны. Оно в состоянии вызвать войну и даровать мир. В случае упорства оно вызывает анархию, но в его же силах восстановить порядок. Оно управляет нервами и мускулами человечества в сторону, наиболее благоприятную осуществлению всееврейских целей.

Мировая осведомительная служба подчинена «Всееврейству». Поэтому оно в состоянии в любой момент подготовить мнение людей к восприятию того, что им задумано в ближайшую очередь. Величайшая опасность лежит в способах осведомления и в том, как обрабатывается общественное мнение целых народов с известной целью. Но если удается напасть на след могущественного еврейства и изобличить его игру, то тотчас же поднимается вопль о «травле» и прокатывается по всей мировой прессе. Однако истинная причина всех преследований евреев, то есть угнетение народов при посредстве еврейских денежных махинаций, никогда не становится предметом гласного обсуждения.

Вице-правительство «Всееврейства» находится в Лондоне и Нью-Йорке. Отомстив Германии, оно готовится поработить и другие нации. Британию оно уже поработило. В России из-за этого идет борьба с народом, по-видимому, все еще не законченная. Соединенные Штаты, при их добродушной терпимости по отношению ко всем расам, являются в этом отношении многообещающим полем. Сцена действия меняется, но еврей в течение столетий остается верен себе.

Если подпихнуть этот текст человеку несведущему и попросить угадать автора, то, скорее всего, в ответ услышишь имя Адольфа Гитлера. В чем-то это будет недалеко от истины: Гитлер являлся большим поклонником Форда и держал у себя на столе его брошюру. Правда, потом Форд изобразил публичное покаяние за свой антисемитизм, но на самом деле его взгляды не изменились ни на йоту.

Не меньшим антисемитом был национальный герой Соединенных Штатов летчик Чарльз Линдберг. Он прославился тем, что первым в мире на самолете пересек Атлантический океан. На это требовалось немалое мужество — самолеты тех лет представляли собой хлипкие фанерные конструкции, и многочасовой полет над бушующими волнами был испытанием не для слабонервных. Неудивительно, что после своего перелета Линдберг в одночасье стал популярен: толпы публики устраивали ему овации, все мальчишки хотели быть похожими на него и т. д. Это, естественно, только помогало летчику пропагандировать свои ультраправые взгляды, которые мало чем отличались от взглядов Гитлера. Линдберг считал, что евреи — это несчастье, паразиты на теле общества, что всех их надо в лучшем случае куда-нибудь выселить, а в худшем…

Форд и Линдберг были не единственными, кто придерживался таких взглядов. В американской элите антисемитизм был распространен весьма широко. К тому же, в начале 30-х годов, когда Штаты накрыла волна экономического кризиса (по некоторым подсчетам, тогда в Америке погибло около 5 млн человек — правда, американские власти это весьма тщательно скрывают), многие затосковали по «сильной руке». Представители бизнеса мечтали о таком режиме, который будет гарантировать им прибыли и одновременно уймет недовольных работников. В общем, причин для симпатии нацизму было хоть отбавляй.

Еще одной точкой соприкосновения был расизм. В 30-е годы в США активно действовал Куклукс-клан, а большинство белых американцев открыто считали негров гражданами второго сорта. Особенно в южных штатах державы, считающей себя «колыбелью и оплотом мировой демократии». К неграм здесь относились немногим лучше, чем к животным. Большинство белых американцев сочли бы ниже своего достоинства сесть на одну скамейку с негром. Поэтому учение нацистов о превосходстве белой расы было им весьма и весьма близко.

Нельзя сбрасывать со счетов и многочисленную немецкую общину, которая была никак не меньше еврейской и с которой политикам волей-неволей приходилось считаться. Еще в XIХ веке в США в поисках лучшей доли эмигрировали несколько миллионов немцев. Благодаря своему природному трудолюбию они быстро обустроились на новом месте и добились немалых успехов. Многие немцы жили замкнутыми общинами и культивировали все немецкое. Большей их части нацизм пришелся весьма по нраву.

В общем, строительного материала для «Друзей Германии» в Штатах было хоть отбавляй. Тем более странно, что я не сумел найти ровным счетом никаких упоминаний о подобной организации. Со здавалось впечатление, что «Друзей Германии», как и фонда «Аненэрбе», просто не существовало!

Но я-то знал, что это не так. И еще я знал: если кто-то что-то скрывает, значит, это «что-то» должно быть очень интересным и необычным. Поэтому я решил задействовать свои каналы информации, о которых, уж простите, предпочитаю не распространяться, — иначе рискую подставить людей, совершенно бескорыстно передающих мне важные сведения. А этого, как вы понимаете, очень бы не хотелось ни мне, ни им.

Ну а пока информация не пришла, я решил отыскать Дональда Глейна, сотрудника Университета Вирджинии.

Удалось мне это далеко не сразу: телефон, который мне посчастливилось добыть на университетском сайте, не отвечал. Равным образом я не получил ответа на электронное письмо, в котором написал, что изучаю европейскую историю первой половины ХХ века (Глейн, если верить сайту, был специалистом именно в этой области) и хотел бы проконсультироваться с профессором по ряду интересующих меня вопросов. В общем, я понял, что придется ехать самому. Честно говоря, я уже устал от разъездов — а может, просто к старости становлюсь домоседом. Но надо — значит надо, и вот я снова пристегиваюсь ремнями и испытываю легкое головокружение, когда лайнер на Нью-Йорк отрывается от взлетной полосы и набирает высоту…

Я не люблю Соединенные Штаты. Не люблю по многим причинам. В общем-то, у нас в Латинской Америке их вообще мало кто любит. А я — несмотря на свое европейское происхождение и внешность — все-таки наполовину аргентинец.

В аэропорту я арендовал машину — неброскую, но надежную «камри» — и, продравшись сквозь нью-йоркские пробки, через несколько часов оказался около Университета Вирджинии. О своем визите я, естественно, никого заранее не предупреждал: было очевидно, что господин Глейн не жаждет меня видеть. Быть непрошеным гостем — не в моих правилах, но на сей раз принципами можно и поступиться. Чувствуя себя лошадью Калигулы, вступающей в римский сенат, я вошел в ворота университетского кампуса.