litbaza книги онлайнНаучная фантастикаДыша духами и туманами - Геннадий Прашкевич

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ... 22
Перейти на страницу:

Зато на берег я обычно сходил первым.

Народ, живший в тайге, многословием не поражал.

«Деньги-та в городе еще ходят?» Оживлялись, узнав, что бутылку «Столичной» можно получить за мешок кедровых орехов или за какое-то количество сушеных белых грибов. Моченая морошка и брусника тоже являлись ходким товаром, как и клюква. Титановую лопату недоверчиво покачивали на ладони: легкая, не погнется ли?

Брат Харитон пугал меня.

Несколько раз он появлялся на берегу.

Таким я его и представлял: живым, но себе на уме. Выходил на берег в шортах, в башмаках. Над головой облаком стоял гнус, но ни одна крылатая тварь не касалась нежной, только-только тронутой загаром кожи. Настоящий поединок определенных сил и осознанности. Местные перешептывались, испуганно отводя глаза. Погоды у Святого не просили (погоды стояли хорошие), но подходили советоваться. – «Тут у нас одна гадает по руке…» – «Азимой появлялся священник, говорит, часовню ставить…» – «Куда же деться, если никому не нужны…»

Бухгалтерией занимался теперь Евсеич, – тот самый человек в сапогах гармошкой. Оказывается, каждое лето подсаживается на теплоход. Плавает со Святым уже не в первый раз, начал чуть ли не при Антоне. Матросы и приказчики его недолюбливали. Правда, они и мужиков недолюбливали. «Жизнь во мгле, о презервативах не слышали!» Вечерами меланхоличные звуки рояля мешались с выкриками речных птиц. Рояль терзала Евелина Покушалова – девица с косыми скулами. Мигали звезды. Толстые рыбы всплывали послушать музыку. Матросы вздыхали: «Твою мать!» Нет в России ничего такого красивого, что нельзя было бы выразить матом.

7

Евелина, оказывается, писала книгу о брате Харитоне.

Евсеич работал у него бухгалтером, а Евелина писала книгу. Во всем жеманная девчонка, со сладкой глупостью в глазах, в кудрях мохнатых, как болонка, с улыбкой сонной на устах. Мы с ней подружились. Говорила она немного, чаще ограничивалась мягким «Аха» или совсем уж печальным заявлением: «Ничего на свете мне не надо».

А книга должна была называться «О Святом и Лесной деве». Широкая панорама чудесной жизни Святого. Строгая книга о встрече человечества с истинным Чудом. «Брат Харитон презирает сквозь пласты времени». На обложку планировался рисунок, сделанный самим Святым. Стремительная женская фигурка, прямо как Летящая по волнам, только мохнатая. Специальные стрелки указывают, как через Большую лиственницу – особенную принимающую антенну – в наш мир изливается чистая энергия неизвестных разумных сил Космоса. А другие стрелки указывают, как пытаются ее замутить определенные силы. Замытаренные люди теряются, совершают неправильные поступки. Понаблюдайте за посетителями пивных ларьков, терпеливо советовал брат Харитон Приходят культурные люди, говорят: «Здравствуйте», а расползаются совершенные ублюдки. Липкая энергетическая грязь обволакивает души, чудовищной коркой схватывает чувственные центры.

Евсеич намекал: «Евелина сделает!»

Еще намекал: «В одной уединенной протоке такое увидишь!»

«Трехрогого лося, что ли?»

«Куда трехрогим? Там люди. С непомерной величины ступнями!»

«Аха, – подтверждала Евелина. – Дети у них при родах идут ногами вперед».

Сам Евсеич считался когда-то принципиально честным руководителем таежного совхоза. Ходил в сапогах, любил ругаться, потому что это действует на людей ободряюще. Тайга, болота, прорва ягод, грибов, орехов. Неподалеку лесные по тайге бегали – без одежд. Евсеич любил жизнь. Он всегда хотел жить вот такой одинаковой спокойной жизнью, неопределенные силы не спят: грянули сухой закон, ускорение, перестройка. Евсеич всяко пытался зацепиться за жизнь: поддержал ГКЧП (отключил в деревне единственную радиоточку), активно бунтовал против демократии (выгнал с фермы скотников, пожелавших повышения зарплаты), потом наоборот всей душой принял демократию (вернул скотников на работу, но перестал им платить) – много чего делал, только жизнь от этого не становилась лучше. Вконец отчаявшись, пошел с намыленной веревкой к одинокому дереву на опушке, перекрестился, но Господь плохого не допустил: шаркнул дурака молнией. Появились проблемы с речью, но выкарабкался, встал на ноги. Отыскивая на ощупь брод, через районные газетки стал оповещать мир о том, что готов поставлять богатым предпринимателям дешевую рабочую силу. Дескать, у него в тайге чуть ли не дивизия лесных – мускулистые, наивные, не вступают в споры. Заинтересовавшихся (особенно иностранцев) честно предупреждал: «Совсем послушный народец, но пожаров боюсь – они недавно огонь открыли». Уверенный в скором поступлении твердой валюты, заложил казенный скот, полностью разбазарил ферму, технику, недвижимость, сельмаг приватизировал и тоже продал, чтобы оплатить дорогие охотничьи экспедиции. Так считал: наловлю лесных, денег хватит на всю жизнь. А лесные, сволочи, взяли да и откочевали. Раньше Феня-дурочка встречала их следы даже на огороде, а теперь пусто до самого Полярного круга. Вместо лесных стали набегать на бывший совхоз следователи. Евсеич на их глупые вопросы не отвечал. Ушел в молчание, как в неслыханную простоту. Изредка только повторял: «Я тебя вижу! Я тебя вижу!» Сперва думали, что на лесных одернулся с ума, а на самом деле это он заставлял себя постоянно думать о тюрьме, чтобы не попасть в нее. Однажды так отчаялся, что опять пошел на берег искать одинокое дерево.

К счастью, встретил Святого.

С тех пор вместе.

8

В уединенную протоку вошли в конце месяца.

Сизые ели как компрессоры сгущали влажный воздух.

Тут и там торчали зеленые, утопленные наполовину коряги.

Якорь бросили в сумеречном заливчике, над которым звенели богатые застойные комары. По сходням, брошенным с теплохода, сошел на берег брат Харитон. За ним Евсеич с неизменным желтым портфелем под мышкой, и Евелина – в кофточке с длинными рукавами, в джинсах до самых пят. «Ничего на свете мне не надо». Гнус роился над ними с какой-то ужасной, почти мистической силой. Даже местные жители отмахивались березовыми веточками. Только Святой не скрывал ни лица, ни голой шеи.

Запах смолы, дыма. Низкая вода.

Это здесь в последний раз сошел на берег Антон.

Это здесь поднялись на теплоход траченные молью старички с просьбой спилить Большую лиственницу. Совсем хилые, ничего у них не стояло, даже ноги. Жаловались, что собираются в тайге под загадочным деревом разные пушные зверьки, птицы. А человеку добираться до того дерева сложно. Только манит зря. Спросишь кукушку, сколько жить осталось, а она врет, кукует скудно. Известно, что человек – он брат и кузнечику, и змее, и тебе, юная девушка, и старику, и пернатой птице, и всякому животному, но тут даже привычные деревенские жители поругивались, почесывались, дергались под укусами слепней и комаров (определенные силы), только брат Харитон ничего не чувствовал.

В бревенчатом клубе запомнился веночек из ржавой колючей проволоки.

Человек тридцать мужиков, покашливая, покхекивая, устроились на пыльных деревянных скамьях. Сумеречные взгляды, пегие бороды. Баб почти не было, они высыпали к походной лавке на берегу, но на передней скамье примостились две веснушчатых девки.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ... 22
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?