тронулся, поспешно разгоняясь, объезжая воронку от взрыва, и переходя на вторую. Еще немного разогнавшись, я беру левее и снова оттормаживаюсь. Снова хлопок, и взрыв слышен уже где-то справа. Примерная тактика и схема движения сформировалась в моей голове, я постарался сосредоточиться и даже запомнил мотив AC/DC, игравший у меня в ухе. Такими рывками и резкими остановками с поворотами я добрался до половины поля и уже не рассматривал возможность оставаться на нем навсегда. Поразительно, что делают с человеком уверенность и нажеда: мои конечности двигались слишком слаженно, как части немецкого, хорошо собранного механизма. И буханка уже не давала ни одного сбоя, тоже почувствовала эту уверенность. После четвертого взрыва поблизости я уже, практически, перестал их замечать, ехал себе по замысловатой, непредсказуемой даже для меня траектории. Через некоторое время, я сумел разглядеть въезд на лесную дорогу, продолжающуюся под надежным шатром из веток, покрытых листьями и хвоей. Заехав в безопасную зону, я не стал картинно останавливаться и глубоко вздыхать. Наверное, в основном потому, что действовал инстинкт самосохранения: я все еще боялся быть настигнутым одним из снарядов. Теперь, уже значительно медленнее, я продолжал движение по полу-разбитой лесной дороге на очумевшей от произошедшего буханке. Готов поспорить, она никогда до этого так не ездила. Бедная старенькая кобылка. Надеюсь, она была благодарна мне за то, что я раскрыл ее потенциал.

Часовой встретил меня с нескрываемым удивлением на лице.

– А мы уже и не ждали, – честно признался он – повезло тебе, никак, слабенько стреляли?

– По мне так достаточно, – ответил я без особого энтузиазма.

Пока разгружали автомобиль, я пил любезно предоставленный мне кофе из жестяной кружки и слушал указания командира развед батальона. Смысла их слушать не было: все, что он мне говорил, было написано в бумагах, загружаемых мне в машину, а если не доберется она, то я и подавно. Легкая эйфория сменилась свинцовым осознанием того, что предстоял точно такой же путь обратно. Удивительно: у меня, ни тогда, ни теперь не было и мысли отказаться. Может, это сказывалось чувство долга, осознание высшего предназначения, не знаю. Когда я ехал обратно, было в моей голове понимание какой-то, что-ли, правильности того, что я делаю. Все в первый раз в жизни стояло на своих местах: была ясная цель, абсолютно очевидные препятствия и сложно рассчитываемые шансы. Только временем и желанием проводить эти расчеты я не располагал, поэтому, только и делал все, что мог. Без длительных и душещипательных описаний своей поездки, скажу лишь, что снова преодолел весь путь, слыша еще больше взрывов по сторонам и вращая рулем, как капитан корабля вращает штурвал. В части меня встречали с радостью и ликованием. Все похлопывали меня по плечам и спине, кто-то даже обнимал. Я не был уверен, что именно радует всех меня окружающих: тот факт, что я добрался живым, то, что я доставил все необходимые данные или то, что мы, хоть каким-то способом показали врагу, что он не способен контролировать все то, на что рассчитывал. Скажем так, моя поездка перенесла несколько очков общей уверенности из корзины противника в нашу, полупустую корзинку.

Следующая неделя прошла по привычному распорядку, снова без каких-либо всплесков, одной, плавно текущей толщей мутной, прохладной воды. На следующей неделе командир снова вызвал меня, отметив, что у меня отлично получилось выполнить задание в прошлый раз, за что мне будет сделано небольшое поощрение. Он также аккуратно поинтересовался, как я отнесусь к предложению повторить этот триумф в ближайшие дни. Я был не против, отчего полковник сразу стал активнее и все больше упоминал про всяческие поощрения. Как будто, мне было до них дело.

Через день я снова сидел за рулем знакомой буханки и смотрел стеклянными глазами перед собой, на открывающееся после узкой лесной дороги поле. Музыка снова играла в ухе, и я ее не подбирал специально. Любая вещь из тех, что мне нравятся, была к месту и положительно воздействовала на мой настрой. Мотивирующе, если можно так сказать. Я думал о людях, прыгающих с парашютом. Ведь, они сами едут к черту на рога, на аэродром, платят большие деньги за возможность подняться на самолете и прыгнуть из него с необходимым оборудованием и… в самый последний момент им нужна мотивация, для того чтобы выйти из самолета и сделать то, к чему они стремились. Это как, если бы вы шли по пустыне, изнемогая от жары, мучаясь жаждой. Увидели бы оазис вдалеке, произвели бы усилие над собой, пройдя еще пару добрых километров по раскаленному песку и… в последний момент, стоя у маленького озера, вам нужна была бы мотивация, чтобы сделать глоток. Все прошло хорошо и в этот раз. Я удачно добрался, как туда, так и обратно, доставив все необходимое и чувствуя себя еще увереннее. А вот машина явно требовала ухода. Она скрипела сильнее обычного при повседневной езде, а педали теряли даже остающуюся чувствительность. В части меня снова встречали, как героя, даже накрыли стол, и к чаю дали шоколадку и пряники. Не могу сказать, что они стоили моей жизни, но были весьма приятным к ней бонусом.

Я удивлялся сам себе, но, несмотря на факт присутствия опасности, я ждал следующего раза с нетерпением. Думаю, что этому поспособствовало то, что меня не стали отстранять от обычных обязанностей. Я все также мёл полы и улицы, что невозможно надоедало, и единственным спасением от этой наскучивающей рутины я видел поездку по тому полю. Только подумайте, риск потерять жизнь ради каких-то данных, был для меня более приемлем, нежели обыденность и сомнительная полезность обычной, физической работы. Возможно, имей я хоть какое-то количество радостей жизни, вопрос о целесообразности рисковать этой жизнью вставал бы часто и остро. Но, имея лишь тягости и лишения военной службы, не особенно переживаешь и боишься их потерять.

Гайки на моей буханке слегка подкрутили, и она, со слов мастеров, была готова к новым подвигам и путешествиям. Я доверился знающим людям, и, практически весь маршрут в ту сторону, мое средство передвижения преодолело стойко, лишь, в самом конце, заезжая крутым поворотом на лесную дорогу издав жуткий, скрежещащий звук. Я о нем почти сразу забыл, спокойно добираясь до пункта назначения, но, с волнением, вспомнил о нем, когда, на обратном пути, спустя какую-то сотню метров после выезда на поле, свободный ход руля заметно увеличился, да и ответные действия машины на мои импульсивные вращения стали заметно менее острыми. Кое-как я добрался до середины, а после рулевое колесо почти совсем отказало. Я ехал,