На том его опрос было решено закончить. Всех распустили до вынесения судьёй решения — и люди повалили в холл, гудя и обсуждая дело, которое обещало быть весьма скучным, а на самом деле оказалось весьма занимательным.

Ксавье шёл впереди меня, прямой, как палка. Ренельд — чуть позади, а Лабьет бежал рядом, словно хотел меня поддержать. Но наконец маркиз не выдержал и повернулся к брату. А я вдруг оказалась между ними с чувством, словно на меня надвигаются два валуна.

— Не здесь, — первым бросил герцог и указал взглядом на дверь того кабинета, где ещё недавно мы разговаривали с месье Вобером.

И отчего-то я сразу поняла, что с ними мне пока лучше не ходить.

Но, показалось, братья только ушли: я даже не успела представить, как пройдёт их разговор — как вдруг Ксавье вылетел обратно. Багровый от ярости, с совершенно бездумным взглядом. Он быстрым шагом прошёл через холл и покинул здание суда. На меня даже не взглянул.

Пришлось выждать миг, когда любопытство всех, кто видел это, немного стихнет, когда они перестанут коситься в сторону распахнутых дверей. Затем я неспешно, чтобы не привлекать к себе лишнее внимание, зашла в комнату, где до сих пор оставался месье рублю-с-плеча дознаватель.

В первый миг мне показалось, что он о чём-то говорит с Лабьетом — безмолвно — потому как они очень уж внимательно смотрели друг на друга. И пёс был чем-то недоволен, судя по тому, как раздражённо дёргался его хвост.

— Что вы ему сказали?! — я довольно громко захлопнула дверь.

Герцог поднял на меня зеленущий взгляд — и мои колени дрогнули, словно желе, которое встряхнули на тарелке. Скажите на милость, и долго я ещё буду страдать от этих премерзких эффектов привязки?

— Я только сказал, что претендую на вашу руку и… возможно, вторую руку тоже. Ведь целая невеста приятнее половины.

— Вот, значит, как, — графинюшка так и прожгла Ренельда горячим янтарём глаз. — Может, и мне определиться, какие части вашего светлейшего тела принесут мне наибольшую пользу?

— Готов предоставить перечень на выбор, если это поможет нам договориться.

“Ты смотри, она ведь определится, потом не досчитаешься печени. Ведьмочки, они такие...” — радостно предупредил шинакорн, так и вертя носом по воздуху, словно учуял вдруг нечто крайне вкусное.

Графинюшка прошла чуть дальше, не сводя с Ренельда удивительно внимательного взгляда. Будто смотрела на него по-новому. Он ни разу раньше не видел, как действует заклятие привязки — но это было очевидно. Словно что-то вело её вперёд на чистых инстинктах. А в миг осознания — саму же и злило то, что с ней происходит.

«— Даже не знаю, что вам в себе наименее дорого», — произнесла вдовушка, слегка поразмыслив. — При вашем-то самолюбии.

— Тогда берите целиком, не прогадаете.

Мариэтта вскинула изогнутые плавными дугами брови.

— Боюсь не утащить столько “счастья” разом, — покачала головой без тени улыбки на лице. — Так всё же. Что вы сказали его сиятельству?

— Больше я ничего не успел сказать. Хотя мог бы пояснить ситуацию гораздо подробнее, — Ренельд присел на край стола и вытянул ноги, закинув одну на другую. Вдовушка скользнула по ним взглядом так, что на миг даже стало неловко. — Однако, думаю, ему, как и вам, просто нужно немного остыть. Но считайте, я облегчил вам жизнь.

“Скорее, усложнил, — проворчал Лабьет. — Ксавье может и на ней отыграться. Женское коварство, соблазнила двух братьев сразу… И всё такое прочее. Он ведь даже слушать тебя не стал!”

— Значит, поедешь сегодня с мадам д’Амран для охраны. Тем более, поводов больше, чем достаточно.

“Всё же считаешь, что с той рыжей аспиранточкой что-то случилось?”

— Это нужно выяснить. Но здесь она тоже не появилась, как видишь.

— Каким же образом, позвольте узнать, вы облегчили мне жизнь? — вдовушка подошла чуть ближе. — В свете того, что уже случилось, это вовсе не очевидно.

“Проклятье, Рен! — шинакорн страстно принюхался и утробно заурчал. — Она просто сумасшедше пахнет. И явно пытается тебя соблазнить. Если ты вдруг не заметил”.

Ренельд заметил: мысли уже собирались в бодрый хоровод исключительно вокруг изящной фигурки графини. Она была сегодня просто потрясающе хороша. В этом по-деловому сдержанном платье из синего хлопка и шёлка, в шляпке, украшенной только парой коротких перьев и брошью в виде птички с сапфировыми глазами.

Лабьет, совершенно сражённый волной женской притягательности и медово-сладкой ауры Мариэтты, словно блаженный, тут же вывалил из пасти язык. И завилял не то что хвостом, а всем задом.

— Теперь к разговору с вами, где вы откажете ему окончательно, он будет уже готов, — пояснил Ренельд. — А я, возможно, ещё рискую получить в глаз. Возможно. Но я буду сопротивляться.

Мариэтта остановилась напротив, но чуть в стороне, словно сама себя заставила сохранить безопасное расстояние между ними.

— И вас всё это ничуть не беспокоит? — она указала взмахом руки на дверь. — Что Ксавье теперь злится на вас. И, возможно, ненавидит меня.

Ксавье может — по горячности напридумывать себе великую обиду. Ситуация не из простых. Но Ренельд всё же рассчитывал, что сумеет обсудить её с братом более спокойно. Когда тот хоть что-то способен будет осознать.

— Уж простите, что я не бьюсь в истерике и приступе самобичевания, — ответ вышел чуть более резким, чем нужно. — Но я знаю своего брата гораздо лучше вас, хоть вы в какой-то миг, возможно, и собирались за него замуж. Может, по-прежнему собираетесь? Ведь то зелье, существование которого вы до сих пор отрицаете, было предназначено ему?

— Вы решили и мне устроить суд? Чтобы два раза не бегать? — огрызнулась Мариэтта.

— Мы, возможно, скоро станем супругами. И потому мне хотелось бы знать, чего можно ожидать от вас дальше.

— Смотрите, как бы я не начала задавать вам ещё более неудобные вопросы. Сдаётся мне, в вашем прошлом тоже немало ошибок, — вдовушка приблизилась так опасно, что её слегка приоткрытые губы почти коснулись подбородка Ренельда.

Он опустил на них взгляд. Вдовушка что, издевается? Или и правда не осознаёт собственные порывы, раз они вызваны заклятием?

“Неловкость… — пискнул в голове Лабьет, отходя чуть дальше. — Вот же гадство, и сбежать некуда”.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍2.2

— Порой важно просто признать свои ошибки, — Ренельд качнулся назад — от беды подальше. Янтарноглазой, разозлённой беды по имени Мариэтта д’Амран. — И что бы ни было раньше, сейчас я не считаю себя неправым. Ксавье поймёт, рано или поздно, что так было лучше. Вряд ли вы представляете, как много мы ссорились с ним раньше. Как били друг другу лица из-за поводов, гораздо более незначительных, чем хорошенькая женщина.