В «Золушке» был еще один человек, который полностью согласился бы с ней. Каждое утро первым вопросом Тима Баррингтона было: «Скоро ли придет мистер хирург?»

Оставаясь самым важным пациентом, Тим быстро поправлялся. Вопреки всеобщему вниманию, вопреки тому, что удовлетворялся каждый его каприз, мальчик оставался образцовым пациентом — благодаря хорошему характеру и искренней благодарности к людям, которые о нем заботились. Всю свою короткую жизнь мальчик болел, он не мог играть с другими детьми и стал одиноким и мечтательным. Но теперь с каждым днем силы его прибывали, и Джин с облегчением видела, что ему хочется побыстрее переселиться в общую палату, познакомиться с другими ребятами, поговорить с ними.

Каждый день к мальчику приходил отец, нагруженный игрушками и книгами, многие из которых Тим тут же просил передать «самым больным мальчикам и девочкам». Джон Баррингтон тоже не забывал о других больных. Миллионер играл роль постоянного Деда Мороза и явно наслаждался этой ролью.

— Мистер Баррингтон совсем не похож на магната, — сказала однажды Салли Бейкер. — Конечно, у него очень много денег.

И Джин соглашалась, что отец Тима ничем не напоминает общераспространенное представление о директоре крупной компании. Это был худой человек среднего роста, седовласый и похожий скорее на ученого, чем на бизнесмена. Вначале Джин трудно было к нему приспособиться, но теперь, когда они познакомились поближе, он ей нравился. И ей было его жаль: казалось противоестественным, что человек, обладающий такой властью, владелец финансовой империи, охватывающей чуть не весь мир, такой неудачник в личной жизни. В финансовых кругах постоянно говорили о его огромном богатстве; столь же общеизвестно было и то, что его брак оказался крайне неудачен. Жена, с которой он развелся, была знаменитой актрисой, игравшей в театре, кино и на телевидении; как сказал Блейр, теперь она вернулась к своей бурной карьере, которая значит для нее все.

Хотя с того времени как заболел сын, Баррингтон смог так организовать свой бизнес, что большую часть времени проводил в Англии, он сказал Джин, что настоятельная необходимость заставляет его в конце недели лететь в Нью-Йорк; в пятницу он попрощался с Тимом и пообещал вернуться «очень скоро».

— Будь хорошим мальчиком, сынок, — сказал он. — Когда-нибудь я смогу брать тебя с собой.

— Не волнуйся, папа, — ответил Тим. — Все будет хорошо. Мой мистер хирург вернется в понедельник — правда? — И он посмотрел на Джин.

Она кивнула и погладила темные волосы мальчика.

— Да, а ты скоро будешь в одной из тех кроватей и сможешь разговаривать с другими мальчиками и девочками.

— Ну, девочки мне не нужны! — заметил Тим. — Я хочу говорить с мальчиками!

— Если бы я поверил, что так будет всегда, будущее казалось бы таким простым! — рассмеялся Джон Баррингтон. — Скоро тебе и девочки будут нравиться, сынок! — А когда Джин провожала его, идя по палате, сказал ей: — Тим очень предан своему «мистеру хирургу», сестра. Признаюсь, мне самому всю неделю не хватало Блейра. Я рад, что он возвращается. Я ему очень обязан. В сущности обязан всем вам: мне до сих пор не верится, что сын способен будет вести нормальную жизнь.

— Мистер Марстон проделал великолепную работу, — негромко ответила Джин.

— Еще бы! Нет ничего, чем я мог бы отплатить ему.

— Ему отплатит здоровье Тима — я в этом уверена, — сказала Джин.

— Он хороший человек! — с чувством отозвался миллионер. — Но мне нет необходимости говорить вам об этом: вы и сами много раз в этом убеждались.

— Да, — согласилась она. И хотя внешне оставалась привычно спокойной, когда она прощалась с отцом Тима, на щеках ее выступила легкая краска, а в глазах уходящего Баррингтона появилось задумчивое выражение.

Вернувшись в свой кабинет, Джин остановилась у стола, глядя на маленький позолоченный календарь. Это был подарок от благодарного отца одного маленького пациента. Календарь сообщил ей, что сегодня двадцатое, пятница. Еще суббота, воскресенье, а потом — понедельник. Только два дня до возвращения Блейра!

Прекрасно сознавая, какое чувство это вызывает в ней, она как-то даже вызывающе подумала: «Конечно, я буду рада увидеть его!»

Но не нужно вспоминать, какими пустыми казались дни без него. Надо постараться, чтобы их отношения оставались безличными.

Тяжелая ей предстоит жизнь. Должна ли она принимать даже его дружбу?

Джин боялась задавать себе этот вопрос. Ответ на него она уже знала.

1

Как ни намерена она была сохранять отчужденность, — после возвращения Блейра Джин поняла, насколько трудно не дать опрокинуться этому барьеру.

Обманчивое спокойствие предыдущей недели неожиданно сменилось тем, что Салли Блейкер назвала «потоком неожиданностей». Две сложных операции у важных пациентов; один из них занял бокс, оставленный Тимом; потом поступили два тяжелораненых ребенка.

Сиделки падали с ног, и Блейр погрузился в множество проблем, накопившихся за время его отсутствия. Делая обходы со студентами, он мог только задавать сестре необходимые вопросы и слушать ее отчеты. И все же находил возможность заглядывать в «Золушку» «неурочно».

Все в палате уже привыкли, что мистер Марстон «возникает» тогда, когда его меньше всего ждут.

Тим, который завел среди больных мальчиков множество друзей, больше сестер радовался этим неожиданным посещениям.

Пришла еще одна пятница, а с ней благословенное затишье, которое тем более приветствовалось, поскольку неопытную Саммерс перевели в другую палату. Ее сменила незнакомая практикантка первого года; еще одна сиделка не работала: вывих запястья.

Неделя была утомительной, и в пятницу в пять часов вечера Джин, у которой уже с час как кончилось рабочее время, заглянула к себе в кабинет, чувствуя, что самая желанная сейчас вещь на свете — это чашка чая. Даже если бы она захотела присоединиться к другим в комнате отдыха сестер, это уже поздно; но в кабинете у нее есть благословенный электрический чайник, и последнее время у нее появилась привычка выпивать чашку чая, когда удавалось выделить на это несколько минут.

Она налила воды в чайник. И ждала, когда вода закипит. Вздохнула. Не похоже это на нее — поддаваться усталости, но в последнее время она непрестанно ощущает эту усталость, скорее душевную, чем физическую. Неужели мужество, с которым она всегда заставляла себя смотреть жизни в лицо, отказывает ей? Больше всего на свете она ненавидит трусость.

«Неужели я начинаю бояться?» — подумала она. Бояться, потому что будущее снова пугает ее? Она еще молода, но дорога впереди все больше кажется ведущей к полному одиночеству. Пока она отдается работе, зная, что приносит людям пользу, жизнь терпима. Но ведь когда-нибудь ей придется отказаться от работы…

Она резко оборвала эти мысли. «Должно быть, мне нездоровится». Наверно, и правда, ей необходим отдых. Отдохнув и вернувшись, она сможет лучше справляться с собой.