— Ты бы убрал ствол, — сказал Виктор, делая вид, что хочет залезть во внутренний карман пид­жака.

Положение было безвыходное. Справа — ил­люминатор, за которым далеко внизу плыли об­лака, слева — испуганно сопящий толстяк, чье брюхо полностью загораживало проход. Тут ни­какие навыки, приобретенные в школе мистера Реддвея, не помогут.

— Русский, да? — кровожадно ощерился джи­гит и щелкнул для убедительности затвором.

— Я эмигрант, — сказал Виктор, — если вам это интересно. Мои предки до революции имели в России кое-какую недвижимость. Новые власти обещали разобраться и даже что-то вернуть.

— А почему в Тегеран летишь, а? — не отста­вал тот.

Наверное, чеченец, подумал Солонин. Не хотят лететь с пересадками, и тут я их понимаю. А как они пронесли на борт оружие, даже думать не хочу. Поскорее хотят домой.

— Эй, Сайд! — крикнул, обернувшись, высо­кий длиннобородый чеченец, пересчитывавший деньги из чужого бумажника. — Что за разгово­ры, слушай? Не дает, так пристрели и возьми сам!

Его борода была самой длинной, поэтому, возможно, он был у них старшим, хотя и выгля­дел моложе других. А по-русски говорит, чтобы их не поняли пассажиры, все как один смуглые брюнеты. Солонин чувствовал себя среди них альбиносом.

— Тут русский летит! — сообщил Сайд на­чальнику. — Что с ним делать?

Вот в чем проблема, подумал Солонин: раз русский, то вопрос лишь в том, какой казнью его казнить. Мучительной, медленной, или прикон­чить сразу.

Толстый сосед, обливавшийся потом от стра­ха, с любопытством посмотрел на Солонина. До этого, видно, держал его за англичанина. И вот надо же, какое неприятное соседство... Он даже попытался подняться, чтобы не запачкаться кро­вью неверного.

— А ничего вы мне не сделаете! — вдруг весе­ло произнес Солонин.

— Это почему — не сделаем? — полюбопыт­ствовал подошедший длиннобородый.

— Пуля от «Калашникова» пробивает шейку рельса, — ответил Солонин. — Прострелив мне голову, она вышибет иллюминатор. Произойдет разгерметизация салона. Со всеми вытекающими последствиями. Загремим за милую душу. И живые и мертвые. И правоверные и гяуры.

Подошли другие бандиты, перестав пересчи­тывать купюры. Переглянулись. В тренировоч­ных лагерях им ничего такого не рассказывали.

А в объятия райских фурий они явно не спе­шили. До полного освобождения родины, по крайней мере. И хоть дома их наверняка ждали фурии, давно уже немолодые, окруженные многочисленными чадами, к Аллаху они все-таки не хотели.

— А ну дай ему пройти! — сказал длиннобо­родый толстяку, и тот, кряхтя, с готовностью поднялся, чтобы пропустить разговорчивого пас­сажира.

Вот это другой разговор, думал Солонин, вы­лезая в проход. Чему вас там в лагерях только учат? Хоть бы руки сначала связали или надели наручники. Хоть какой-то шанс. Хоть время бы протянули.

Теснота прохода была Солонину на руку. Бан­диты только мешали друг другу, а стволы их авто­матов тыкались в их же животы. Но на гашетку никто из них так и не нажал. Он их уложил без особого труда. И потом даже немного потоптался на них в проходе, хотя ему никогда не доставляло удовольствия бить лежачих. Потом собрал их автоматы.

Пассажиры смотрели, помертвев, во все глаза. Это лицо европейской национальности не спеша доставало документы из карманов оглушенных его молниеносными ударами террористов.

Солонин внимательно знакомился с докумен­тами. Чеченцы, кто ж еще. Наверняка нам было по пути. И при хорошем их поведении он, Соло­нин, не возражал бы сесть где-нибудь поближе к месту назначения — Баку.

Он старался запомнить их лица, имена. На­верняка еще придется встретиться, и не раз. В Баку, он это знал, чеченцы как у себя дома. От­дыхают на пляжах Апшерона, в духанах и курят анашу в притонах старого города.

Сайд — ладно, мелкая сошка, а вот этот длин­нобородый — Ибрагим Кадуев — другое дело. И повозиться с ним пришлось больше всех...

Солонин поднял глаза на пассажиров и сказал им пару ласковых слов сначала на английском, потом на фарси. Мол, надо бы связать этих не­терпеливых, и все такое. Потом к нему вышел командир корабля в феске с кисточкой и покло­нился, приложив кончики пальцев к губам. Тоже можно понять: мол, наше вам с кисточкой, раз такое дело.

Следом вышел второй пилот, темно-русый, наверное, англичанин.

— Мой командир просил передать вам благо­дарность. И признательность от имени всех пас­сажиров.

— Я так и понял, — кивнул ему Солонин, на­блюдая, как стюардессы заботливо и умело свя­зывают оглушенным террористам руки и ноги. — А что же ваша служба безопасности?

Второй пилот переглянулся с первым. Потом кивнул на задние сиденья, где возились, отвязы­ваясь, пара здоровенных, сонного вида мужиков, опасливо поглядывающих на начальство.

Что-то с ними теперь будет. Мало того что дали себя разоружить, так еще сидели и не тре­пыхались, пока налетчики чистили карманы пас­сажиров.

— Куда они требовали лететь? — спросил Со­лонин у командира на фарси, чтобы войти в до­верие.

— В Баку, — ответил тот, не переставая удив­ляться столь многообразным дарованиям этого необычного пассажира.

— И мне туда надо, — вздохнул Солонин. — Наверняка у вас пару суток проторчишь, пока дождешься оказии.

Он знал, что говорил. Самолет в Баку летал три раза в неделю, а Турецкий там его уже ждал.

И жестом пригласил Виктора в кабину пило­тов.

Там было довольно просторно. Можно было отвлечься и расслабиться.

— Что будет с террористами? — спросил Со­лонин, принимая из рук очаровательной стюар­дессы чашку ароматного кофе.

Этой черноглазой не мешало бы надеть пара­нджу. Уж очень симпатичная. А это отвлекает от серьезного разговора.

Члены экипажа ничего не ответили на его вопрос, наверное, не в первый раз их вот так захватывают.

Ну ясно. Эти террористы — борцы за ислам и независимость, народ нервный, горячий... мод­жахеды, одно слово. Прилетят, а их сразу на ку­рорт — отдохнуть от напрасных волнений. И ни­чего более грозного, чем «Аллах акбар», они в Тегеране не услышат. Угнал бы европеец, отру­били бы кое-чего. Или засадили бы на полную катушку.

Ну вот и засветился ты, Витек. В принципе можно лететь обратно. Или сотворить грим и пластическую операцию одновременно.

Впрочем, есть еще легенда. Питер Реддвей на­мекал: мол, Александр Борисыч будет при вашей особе телохранителем, визирем, советником и чуть ли не евнухом одновременно. А вы, стало быть, персона грата, и даже очень. Речь пойдет о нефти, которую Аллах благополучно прятал от большевиков, пока не пришло время торжества его идей, популярно изложенных в Коране.

Словом, там, в Баку, должны его беречь как зеницу ока. За ним — миллиарды мифических долларов. А это самая лучшая гарантия по нынешним временам на Востоке. Интересно, какой паспорт вручит ему Турецкий по прибытии?