Но в этом же кроется огромная опасность! One World невероятно уязвим для кризисов разного рода. Они теперь могут распространяться мгновенно, охватывая сразу всю планету. Такова цена утраты разнообразия мира.

«Ничто не обходится даром, а в данном случае мы расплачиваемся потерей прежней гетерогенности. В этом процессе наши общие системы жизнеобеспечения, будь они природного или технического свойства, становятся все уязвимее. Типичный эффект монокультур. Возьмите в качестве примера компьютерные вирусы. В слабо объединенном, несовместимом компьютерном ландшафте возникновение вируса не проблема – он поразит несколько компьютеров, другие этого даже не заметят. Другое дело, если мы имеем связанные в общую сеть высокоэффективные компьютеры, все с одинаковой операционной системой, все с одними и теми же программными продуктами. В нормальной повседневности это связь, о какой можно только мечтать, но как только появляется вирус, в мгновение ока сотни, тысячи, миллионы компьютеров заражаются, и вся система выходит из строя. Именно это и грозит системе наших жизненных основ.

– Компьютерный вирус?

– Нет. Крушение. Катастрофа. Срыв.

– Что это значит?

– Мы все сильнее напрягаем комплексно связанные системы уже одним их растущим числом. Становится неизбежным, что один из компонентов сети однажды переступит граничные значения и откажет. Отказ одного компонента окажет обратное действие на остальные системы, а поскольку общее напряжение высоко, с большой вероятностью и другие компоненты переступят свои лимиты и тоже откажут, и так пойдет дальше, как падают ряды костяшек домино, как только упадет первая костяшка. Срыв охватит систему в целом, и это произойдет непостижимо стремительно, по сравнению с обычной до сих пор скоростью изменений в системе…

…В качестве начала цепной реакции… есть целый ряд мыслимых сценариев крушения, среди них и такие, которые может развязать и непосредственная активность человека…»

Так написал в романе «Один триллион долларов» Андреас Эшбах в 2001 г. Он очень точно обрисовал уязвимость глобализованного мира и глобальной экономики для всяческих кризисов.

Что может принести с собой новая Великая депрессия в глобализованном мире? Вспышку новой страшной эпидемии, что разнесется по всему миру самолетами и поездами? Нарушение течения Гольфстрима с наступлением по-арктически холодных зим в Европе? Внезапное падение добычи на нефтяных полях Саудовской Аравии? Падение астероида? Сильную засуху, что может спровоцировать голод на обширных пространствах Земли? Новый Чернобыль? Конфликт Индии и Пакистана с применением парочки ядерных зарядов? Необычные мегатеракты с использованием оружия массового поражения, убийственных кибератак или генетически измененных болезней? Вспышки массовых психозов, как в позднем Средневековье?

Один Бог ведает.

Однако понятно: человечество стоит на пороге глобальной смуты и тяжких испытаний. Для будущей России это время несет и величайшие опасности, и не менее великие шансы на возрождение.

А кризис все углубляется. На наших глазах распадается Западный мир.

Потребление в Америке и в Евросоюзе падает, грозя огромными бедствиями азиатской «мастерской мира». Кризис сбивает мировые цены на нефть и газ, объективно снижая потребительский и государственный спрос в арабском мире и в РФ.

Еще один важный момент: раздача в США и Европе необеспеченных кредитов под недвижимость помогала западным элитам поддерживать высокий уровень потребления масс. Она выступала как заменитель прежних социальных программ и высоких зарплат «государств всеобщего собеса» (welfare state, «капитализма с человеческим лицом»), каковая система блистала в 1970-е, а затем стала стремительно разрушаться с гибелью СССР и торжеством «постиндустриально-либеральной» глобализации.

Получился капкан. С одной стороны, для борьбы с глобальным финансовым спадом необходимо увеличить зарплаты в Азии – чтобы тот же Китай не так зависел от внешних рынков и мог бы потреблять на внутреннем рынке то, что производит в огромных количествах. Это должно компенсировать «съеживание» рынков сбыта промтоваров на Западе.

С другой стороны, необходимо чем-то занять огромную армию наемных работников и среднего класса на самом Западе. Ибо, выводя старую индустрию из США и ЕС на Восток, западные элиты не построили взамен выводимых мощностей какие-то производства Будущего. Вспомним то грядущее, что рисовалось в американском фильме «Назад, в будущее» (1985 г.) Там в реальности 2015 г. Америка производит уже не автомобили, а флайеры – летающие машины. Ее легкая промышленность выпускает «умный текстиль» – одежду с заданными свойствами, способную принимать размеры владельца и самостоятельно сушиться после намокания. Здесь же – «интеллектуальная» обувь, лекарства совершенно нового типа, энергия, добываемая не из нефти, а из городских отходов, расцвет биотеха. Нет только мобильных телефонов.

Ничего этого сейчас нет. Вместо создания реальности Третьей волны Запад увлекался бесплодными финансовыми махинациями. Весь прогресс свелся только к мобильникам и быстродействию компьютеров.

Теперь пришла расплата за безделье… За капиталистическую тупость. Ибо капитализм, ищущий лишь быстрой прибыли, туп по определению.

Вы спросите меня – надолго ли нынешний кризис?

Забегая вперед, отвечу: на десятилетия вперед! На всю оставшуюся нам с вами жизнь.

Ибо перед нами – не просто экономический кризис, а Буря столетия. Кризис самого капитализма. Его агония. Мучительный процесс смены эпох. Все, отжил свое капитализм, как когда-то отжили положенный срок и рабовладение, и феодализм.

Он будет накатывать волнами. Приступы боли станут сменяться ремиссиями – временными передышками и улучшениями. Но снова и снова будут приходить волны бедствий. Снова и снова Молох станет требовать жертв. Уже в ближайшем будущем Мегакризис потребует первой крови.

Надо как-то избежать социально-экономического коллапса на Западе. Значит, и США, и ЕС необходимо дать высокооплачиваемые рабочие места сотням миллионов своих граждан. Этого можно достигнуть, только совершив неоиндустриализацию – построив промышленность на прорывных технологиях.

Само по себе такое действие – грандиозная задача, сравнимая с восстановлением экономики Европы после Второй мировой войны. Она потребует от Запада «крови, пота и слез»: снижения потребления на время, всяческого подтягивания поясов и каторжного труда. И, непременно, возрождения протекционизма вместе с «экономическим национализмом», отказа от принципов ВТО и либерал-глобализации. Новая индустриализация неизбежно потребует этатизма: усиления государственного вмешательства в экономику, применения плановых механизмов, присущих и госкапитализму, и социализму.

Но одновременно такая неоидустриализация означает новый виток глобального кризиса: ведь тогда Запад перестанет быть рынком сбыта для азиатских промышленных систем с их сверхдешевой рабочей силой. Азия не успевает поднять заработки своего населения в оставшееся время, чтобы тем самым компенсировать уменьшение емкости западных рынков. И если Китай еще теоретически может создать сильный внутренний рынок, то как быть совершенно недостаточным для этого по размерам Таиланду, Малайзии, Филиппинам, Индонезии? Что делать Турции и Пакистану? Да и Индии придется весьма туго. Придется мучительно создавать некий азиатский «Общий рынок», в ходе оного процесса ожесточенно конкурируя друг с другом на рынке дешевых массовых товаров, например. Добавьте к этому весьма бурные политические процессы, что пойдут в Азии и тогда, когда сотни миллионов рабочих в ней останутся без работы, и тогда, когда тамошние правительства начнут поднимать заработки трудовым массам. Опыт говорит, что они, обретя некое благосостояние, тут же революционизируются – у них заведутся мысли о необходимости смены правящих верхов.