Стас кончил быстро, даже уж очень, но удовольствия — ни в грош. Впервые он трахал одну, а фантазировал о другой.

Спустя еще несколько минут, промыв член от выделений, и отмахнувшись от навязчивой дамочки, он поспешил в операционную. Там лежала девушка, красота которой затмевала даже его первую школьную любовь.

Мужчина не запомнил даже её фамилии, зато не забыл, как именно в тот год его соблазнила Марина, а еще через год всплыла информация о любовнике матери. Что-то тогда сломалось в нем. Иллюзия счастливой семейной жизни была погребена под массивными завалами лжи и похоти.

Все мысли о прошлом одним духом снесло настоящее.

Стерильная операционная, персонал в форме, маски и приборы, по которым определяются жизненные показатели пациента. Здесь не осталось места для проблем, страхов или похоти. Это был его мир, и в этом мире сегодня гостила нимфа.

Девушка лежала неподвижно, словно спящая царевна под стеклом в ожидании поцелуя. Её губы дрожали, а по щекам катились слезы.

Стас натянул перчатки, кивнул анестезиологу. Тот уже вливал нужный раствор в капельницу и посмотрел в глаза Маше. Это была стандартная процедура перед операцией — разговор помогал пациенту расслабиться, а врачу напомнить, что он не патологоанатом.

Маша бросила взор на Стаса и широко раскрыла глаза, оглушив его улыбкой.

Полегче, мы же не в спальне.

— Как вы себя чувствуете?

— Чудовищно, — захрипела она не своим голосом, а лицо подернулось сонливостью.

— Чистка желудка — ужасная вещь, гадкая, но я так рада вас видеть.

— Так нужно, — самым обстоятельным тоном успокаивал он, про себя усмехнувшись. Стас понял, что анестезия начала действовать, вводя девицу в некое маревое состояние, близкое к опьянению. Теперь она будет откровеннее, чем в сознании. — Сейчас вы заснете, а проснетесь уже здоровой.

— Вы такой интересный, самый прекрасный — как эльф из сказки, — мечтательно улыбалась она и Стас больше всего на свете хотел, чтобы она перестала волновать его этим простым движением губ. Он вскользь взглянул на открытые участки тела, которые уже смазывали раствором и ожидаемоуслышал всхлипы.

Стас подметил смешливые взгляды медсестер. Их всегда потешали резкие смены эмоций, у подверженных анестезии, пациентов.

— Я пропущу посвящение, — тем временем уже в голос рыдала Синицына. — Танька будет танцевать вместо меня!

Стас сдержал смех и увидел условный знак грузного Владислава Богатырева.

— Считаем до десяти и можно начинать.

Хирург наклонился к уху девушки, слыша, тот же ненавязчивый аромат и зашептал:

— Я уверен, никто никогда не сможет с тобой сравниться. Отнесись к этому, как к очередному препятствию, через которое нужно перепорхнуть.

Стас отпрянул, когда слезы явственно сменились притягательной безыскуственой улыбкой, а Синицына всхлипнув, произнесла:

— Мне так папа говорил когда-то. Спасибо Станислав Алексеевич, с вами мне ничего не страшно.

Мысль о сравнение с отцом была крайне неприятной. Захотелось наглядно доказать нахалке, насколько далеки его чувства от родственных. Хорошо бы наедине. Обнаженными.

Она отключилась, и стала размеренно выдыхать воздух.

Стас же взошел на сцену. Теперь весь остальной мир с его пустяковыми проблемами и трудностями перестал существовать. Только хирург, запас знаний и скальпель.

Или…

Периферическое зрение действовало отлично. Стас видел нежный овал лица Синицыной и чуть приоткрытые губы, а потом перевел взгляд на ничем не испорченную кожу живота.

— Делаем эндоскопию, — выговорил он глухо, из-за тонкой маски на лице.

— Но, — удивилась медсестра Елена, протягивая хирургу скальпель, — в карте указана обширная операция.

— Я гораздо лучше вас знаю, что там написано. Я сам заполнял её. Готовим эндоскопию, — резко напомнил о своих соответствующих полномочиях, Стас.

Елена лишь пожала плечами, убрала скальпель и стала спешно готовить эндоскоп. Не в её правилах спорить с взбалмошными врачами. Её дело маленькое — слушаться.

— И что ты напишешь в отчете? — спросил Богатырев, когда операция закончилась, а врачи уже мыли руки. Или сам оплатишь?

— Подумаю, — посмотрел на себя в зеркало Стас, внутренне изумляясь своей эскападе. Что на него нашло?

— Девчонка конечно ничего такая, но как по мне заурядная влюбленная в тебя пациентка. Сколько ты таких уже выдел. Чем она тебя привлекла?

— Если бы я знал, — похлопал по плечу коллегу Стас и устремился к выходу, стряхивая с рук капли воды. Открыв двери, он обернулся. Прямо за спиной Богатырева располагалась операционная, где как раз отключали лампы — Прикроешь?

— Спрашиваешь, я еще не забыл, как ты меня в чувство после развода приводил. Было забавно.

— Только если считать плавание в минус тринадцать веселым занятием.

— Сработало же.

Стас вспомнил операционную, которую почти разбил пьяный Влад. После по распоряжению Стаса, буйного тащили на улицу три не самых слабых санитара и швырнули в мелководье реки, что текла рядом с больницей. Лед из-за течения был тонкий и тяжелое тело его с легкостью проломило. Стас сам вытащил коллегу из воды и выделил палату, а потом выгородил, зная что должники лишними не бывают.

— Это верно, буянить ты формально перестал. Увидимся, — с беглою усмешкой откланялся Стас, последний раз взглянув на Синицыну, чьи веки уже затрепыхались

Тьма окружала ее со всех сторон. Маша то погружалась в неё, как в бездну мрачного океана, то выплывала на поверхность, схватывая полуоткрывшимися глазами лоскутки света.

Однако проблески сознания раз от раза становились все длиннее. Сквозь пелену до нее доносились глухие звуки. Изо всех сил сосредоточившись, она смогла их понемногу различить: вот бубнёж санитаров над ее головой, вот гудение люминесцентных ламп, вот повизгивание резиновых подошв по кафельному полу.

И снова погружение в забытье, а там глаза. Темные как омуты, опасные как обрыв, с которого больше всего на свете хочешь прыгнуть. Врачи так не взирают на пациенток. Не должно быть в их взгляде влечения, смешанного с острой похотью, от которой дрожь пронизывает все тело.

Этому можно.

Врачам с такой внешностью надо запрещать лечить людей, ведь любая женщина захочет болеть чаще только, чтобы его длинные пальцы снова мягко коснулись и надавили в нужных местах. Так, что даже сквозь эластичную ткань, чувствуешь жжение, совершенно не связанное с трехдневной болью в боку.

Сладенький Станислав Алексеевич. Станислав. Стас. Еще не старый, но уже не молодой. Именно таким Маша запомнила своего отца и фраза эта. Про трудности. В точности его слова.