рад, что не застал этого, ведь такого обилия криков простых смертных он бы не выдержал.

Прописан Эльгендорф на третьем этаже в трехкомнатной квартире с двумя балконами и кладовкой. А жил, чаще всего, в кабинете, изредка привидением проплывая на кухню и в спальню.

С трудом повесив пальто на крючок и прошаркав по коридору, он бросил Нуда в кладовку, не слушая его возгласов, а сам направился в опочивальню, где завалился на кровать и заснул, не раздевшись и так и не сняв один ботинок.

Глава вторая

Вильгельм Эльгендорф проснулся, когда за окном уже светило яркое Солнце. Спал он, не раздеваясь, прямо на покрывале, положив под голову новый черный плащ.

Когда Вильгельм оторвал заспанное лицо от мокрой накидки, то увидел, что спал в одном ботинке, и не помнил, где оставил второй. Кое-как он поднялся на локтях, протер глаза кулаками и вдруг услышал странное шевеление на кухне. Кто-то громко гремел посудой: то ли с чувством бросал ее об стену, то ли постоянно что-то ронял и не пытался поднять. По звуку казалось, что тарелки падали минимум с высоты люстры.

«Так, Вильгельм, вспоминай. Кто это может быть?» – говорил он сам с собой, почесывая кривоватый нос, и принялся перечислять всех людей, которые могли бы готовить ему завтрак. Почему-то из всего того множества человек, что Вильгельму запомнились за его жизнь, продолжительность которую невозможно описать человеческими временными понятиями, он вспоминал лишь тех, кто уже давным-давно умерли. Женщины, сожженные во времена инквизиции, мужчины, погибшие в драках и на дуэлях, совсем еще юные девушки, умершие при родах, совсем древние люди, которые его пугались. И все это совсем не имело отношения к двадцать первому веку, который смотрел на него телевизором со стены или где-то вибрировал телефоном.

В смятении Вильгельм просидел минуты, пока спина его не затекла, а локти не начали дрожать под тяжестью тела, и, наконец, перестал думать о людях. Имена и лица, из каши которых выделялись всего-то несколько, не главное. Эльгендорф ведь даже не знал, как попал домой.

«Тяжелая у меня выдалась ночка», – заключил он. Во рту стояла противная привычная алкогольная кислятина, в голове что-то пульсировало. Вильгельм постарался отогнать навязчивые мысли, но получалось скверно.

Он с усталым вздохом завалился на спину и тут же зашипел, потому что больно ударился головой о стену. Что делал дома, да еще и в уличной одежде, совсем не помнил, как и почти все, что происходило в предыдущие двадцать четыре Земных часа. Вильгельм погладил ушибленный затылок, на котором бы уже через час-другой появится шишка, и припомнил, что же вообще было до этих суток.

Неделю Почитатель провел в метаниях между просроченными заданиями Академии, к которым почему-то решил вернуться, хотя некоторые из них датировались десятками лет до того года, в котором находился Вильгельм, и каким-то отчетом из сотен страниц, смысл которого можно было уместить в двух абзацах, но прошлым вечером он точно не этим занимался. Все предыдущие дела, до которых никому, ни Почитателю, ни Альянсу, не было, ровным счетом, никакого дела, Эльгендорф выполнял дома, сидя у себя в кабинете. А тут – улица.

«Нет, ну не мог же я телепортироваться сюда!», – подумал он и почесал от чего-то липкий затылок. Будто кто-то вылил на волосы банку варенья или меда.

Связистор он оставил в гараже, в коробке над входом, замотанной скотчем и спрятанной в клетку попугая, чтобы никто посторонний, если вдруг забредет в слепленное из фанер строение, точно не увидел, а Телепорт и вовсе хранил не у дома. Да и шел Эльгендорф куда-то с какой-то целью, но точно не в спальню, иначе бы и не покинул квартиры.

«Я же не помню, куда шел. Вспомню это – вспомню и остальное. Наверное», – вывел он и, почесав голову, решил все-таки переодеться в домашнее, а потом и подумать. В уюте обычно лучше размышляется.

Вильгельм, конечно, зря огляделся. Он случайно увидел свое отражение в зеркале, аккуратно приставленному к стене и закрывавшую грязь на обоях, и ужасно расстроился. Когда-то очень привлекательное существо, он превратился потрепанное нечто в дорогом мятом свитере, колтуном сальных черных волос и чуть красными, а не привычно лиловыми, глазами. На шее, как и всегда, болтался амулет в форме Солнца, мерцавший в полумраке помещения. Потерять эту маленькую подвеску значило бы для Вильгельма катастрофу по-настоящему Земного масштаба.

Эльгендорф уже печально оглядел комнату, которая из-за темной деревянной мебели казалась склепом, а не спальней, и вынес вердикт:

– Причина моего скитания точно где-то здесь. Если это не Телепорт, не ураган и не человек.

Он опустился на колени и начал ползать по полу в поисках хотя бы какого-то напоминания о предыдущих сутках. Рыскать долго не пришлось – под кроватью, среди пыльных папок, валялась незнакомая ему фляга, из которой несло спиртным. Вильгельм вздохнул. Он так надеялся, что ошибался в своих выводах, впрочем, совершенно очевидных. В надежде забыть о пьянстве Вильгельм спрятал улику под шкаф, словно это могло стереть виденное из памяти, и поплелся к комоду, чтобы все-таки достать что-то похожее на домашнюю одежду. Ему казалось, что вина и ощущение собственного ничтожества кусали изнутри. Странное ощущение, созданиям Альянса редко свойственное.

Через какое-то время он, в теплом клетчатом халате и штанах, направился на кухню, шлепая босыми ногами по прохладному полу. По пути Вильгельм наткнулся на выпавшие из плаща ключи, яркие бумажки, жвачки, деньги и телефон, который треснул от удара о паркет.

– Просто новый куплю, – буркнул он и бросил мобильник в угол.

На кухне так и продолжалось буйство, гремела посуда, что-то шкворчало, пузырилось и не предвещало ничего хорошего. Но Вильгельм не останавливался: кто бы в квартире ни был, он точно знал, что вчера случилось. По мере приближения к цели, звуки бьющейся посуды разбавлялись тихими попискиваниями и топотом ножек. Вильгельм, ничего уже не понимая, поспешил на кухню, а коридор, казалось, растянулся из нескольких метров в пару километров. С каждым шагом запах переживаний смешивался с вонью горелых яиц.

Стоило Вильгельму влететь на кухню, чуть не поскользнувшись, а его халату, развевавшемуся словно крылья, вплыть за ним, Почитатель не смог сдержать удивленного восклицания.

– Нуд?! Ты что тут забыл?!

Вышеназванный от громкого обращения чуть не упал. Человечек стоял на табуретке и нескольких книжках у плиты и пытался пожарить омлет на сковородке, которая была, наверное, раза в два его больше. На столе валялись десятки скорлупок, разлилось молоко и в нем же плавали желтки, тусклой слизью