– Все равно, я не понимаю причины вашего интереса к моей персоне, – тихо сказал Глеб Васильевич.

– Что же. – Собираясь с мыслями, Курочкин прижал к губам салфетку, скомкал ее и бросил в тарелку. – Я – представитель крупного международного фонда, оказывающего помощь людям, которые по каким-то причинам не могут самореализоваться у себя в стране.

– Значит, вот оно что! – задумчиво пробормотал Глеб Васильевич.

– Как дела с сыном? – неожиданно сменил тему Курочкин.

Вести разговор в этом русле становилось опасно. Все должно быть дозированно.

– Он в коме, – опустил взгляд Глеб Васильевич.

– Что говорят врачи? – продолжал участливо расспрашивать Курочкин.

– Шансы мизерны, – вздохнул Тихонов. – Жена слегла. Но можно попытаться перевезти его в Израиль. Только… – Он вдруг сник.

– Что? – нахмурился Курочкин.

– Как минимум, нужно сорок тысяч долларов, – выдохнул Глеб Васильевич.

– В чем же вопрос? – сделал вид, будто не понял, Курочкин.

– Как раз в них, – зло ответил Глеб Васильевич. – Разве не понятно?

– Значит, я не зря сегодня попросил вас прийти сюда, – оживился Курочкин.

– Почему? – удивленно протянул Глеб Васильевич.

– Есть люди, которые очень заинтересованы в продолжении вашей работы, – внимательно следя за реакцией Тихонова, заговорил Курочкин. – И чтобы вы не останавливались, они готовы взять финансирование лечения вашего сына на себя.

– Но проект закрыт! – воскликнул ученый.

– Вам дадут лабораторию и выделят деньги. Вы сами наберете себе штат сотрудников…

– Я понял, – помрачнел Глеб Васильевич. – Вы предлагаете мне стать предателем?

– Вы им не можете стать.

– Почему?

– Вас самих страна предала.

– Согласен, – кивнул Глеб Васильевич. – Но мне никто не даст возможности уехать из России.

– Это уже не ваша забота. Вы же не хотите зла своему единственному ребенку?

– Вы мне угрожаете?

– Позвольте, вы сами только что сказали, что без денег его крайне сложно спасти…

– Да, я именно так сказал. – Глеб Васильевич снова опустил голову.

Антон вошел в вестибюль санатория и огляделся. За стойкой, именуемой в новой России «ресепшн», никого не было. Гигантский фикус в деревянной кадке, раздвижная лестница у нелепой, обитой рейкой квадратной колонны и запах краски слегка портили первое впечатление.

– М-да! – вырвалось у вошедшего следом Дрона. – И это санаторий!

– Мы сюда не отдыхать приехали, – негромко напомнил Антон. – Да и не сезон еще.

– Кто-то пришел! – раздался откуда-то из глубины зала испуганный женский голос.

– Сиди, ты куда? – сказал второй, принадлежавший молодому мужчине.

– Я, вообще-то, на работе, – возмутилась девушка.

– Работа не волк, в лес не убежит! – хохотнул третий голос.

– Васька, руки! – строго одернула девушка.

Антон шагнул в сторону и увидел, как с одного из диванов, обтянутых черным кожзаменителем, поднялась молодая женщина в зеленом платье с белым воротничком. Двое солдат остались сидеть, причем у одного из них на коленях лежал автомат. Антон знал, что санаторий охраняется российскими патрулями, однако не ожидал, что так.

– Здравствуйте! – приветствовала их крашенная в рыжий цвет девушка с размазанной по щеке губной помадой.

Антон кивнул и перевел взгляд на солдат:

– Где начальник патруля?

– А что случилось? – Солдат с автоматом на коленях вскочил со своего места и водрузил кепку на покрытую рыжей шевелюрой голову.

– Пока ничего, – покачал головой Антон. – Но при такой организации службы наверняка должно случиться.

– Мы отдыхаем, – не вставая, бросил дружок рыжего. – На территории второй патруль. – У него было круглое лицо, маленькие глазки и неимоверно большая нижняя губа.

«Наверное, в детстве плаксивым был», – подумал Антон, а вслух спросил:

– Почему с оружием в помещении?

– Мы – охрана, – пояснил очевидное наглец.

Большинство отдыхающих здесь были либо военными пенсионерами, либо уволенными с военной службы по причине болезни или ранения. Антон с Дроном больше двух месяцев не стриглись, чтобы походить на эту категорию.

Антон оглянулся на Дрона.

Среднего роста, смуглолицый, с живым взглядом майор сразу понял командира. Василия хлебом не корми, дай поглумиться над людьми, тем более над теми, кто не до конца понимает, что поступает плохо.

– Василий! Тезка, не узнал? – Дрон бросил на пол баул, выпрямил перед собой руки и двинул к солдату с автоматом.

Недоумение на лице солдата сменилось радостью, потом снова недоумением. Он во все глаза смотрел на мужчину, явно лет на семь старше его.

– Ты что, не узнал? – продолжал Василий.

– Блин, нет, – смутился солдат.

– Но ты же Василий?

– Ну?

– Откуда родом?

– Смоленск.

– На какой улице живешь?

– На Школьной, – пробормотал вконец растерявшийся солдат.

– А я – на Гагарина. Ну, ты, Рыжий, даешь! А ну, вспоминай!

Дрон нагло врал. Про прозвище он догадался. Это легко, имя услышал, а улица Гагарина, как и Горького, Чкалова и многих других выдающихся людей, есть в любом областном центре.

– Вы с отцом работаете? – продолжал хлопать глазами парень.

– Нет. – Дрон положил ладонь правой руки на ствол автомата, левой отсоединил магазин и запустил им в голову сидящего на диване «плаксы». Раздался грохот и вскрик.

– Перебор, – поморщился Антон.

Тем временем, используя автомат в качестве рычага, Дрон опрокинул тезку на пол:

– Да не был я никогда в Смоленске, лох!

Со стороны показалось, что Дрон просто коснулся пальцами шеи припечатанного спиной к полу тезки, однако солдат словно умер. В это время опомнился «плакса» и вскочил с дивана. Держась за рассеченный магазином лоб, он бросился к колонне, у которой, как выяснилось, стоял его автомат. Однако Дрон оказался там быстрее и просто наступил ногой на ремень. Солдат схватил оружие за цевье, дернул и от неожиданности темечком врезался в колонну. Дрон не церемонился и в следующий момент двинул ему локтем в основание черепа.

Антон развернулся на звук неожиданно упавшего на пол тела.

– Этого нам еще не хватало!

Девушка от испуга рухнула в обморок.

– Нервы слабые, – констатировал Дрон, отсоединяя магазин от автомата «плаксы».