– Когда начались звонки? – спросил Майрон.

– Неделю назад.

– Как раз когда исчез отец?

Бренда кивнула. Она хотела еще что-то сказать, Майрон видел это по выражению ее лица, но молчал и терпеливо ждал.

– В первый раз, – тихо произнесла она, – мне велели позвонить матери.

Майрон подождал, не добавит ли она что-нибудь. Когда стало ясно, что он ничего не дождется, спросил:

– Ты позвонила?

– Нет, – печально улыбнулась девушка.

– Где живет твоя мать?

– Понятия не имею. Я видела ее в последний раз, когда мне было пять лет.

– Когда ты сказала «в последний раз»…

– Я именно это и имела в виду. Она бросила нас двадцать лет назад. – Бренда наконец повернулась к нему. – Ты вроде удивлен?

– Наверное.

– Почему? Ты же знаешь, что многих мальчишек там, на площадке, бросили их отцы. Думаешь, мать не может поступить так же?

Безусловно, в ее словах имелся резон, но это скорее был голос рассудка, чем настоящее убеждение.

– Значит, ты не видела ее двадцать лет?

– Да.

– А ты знаешь, где она живет? Город или хотя бы штат?

– Не имею понятия. – Бренда старалась казаться равнодушной.

– Ты не поддерживаешь с ней связь?

– Пара писем, и все.

– А обратный адрес?

– Они были отправлены из Нью-Йорка. Это все, что мне известно.

– А Хорасу известно, где она живет?

– Нет. Он за эти двадцать лет даже имени ее не упомянул.

– По крайней мере, в твоем присутствии.

Бренда согласно кивнула.

– Может быть, звонивший не имел в виду твою мать, – заметил Майрон. – У тебя есть мачеха? Твой отец женился или живет с кем-нибудь…

– Нет. После мамы у него никого не было.

Молчание.

– Тогда почему кто-то заговорил о твоей матери через двадцать лет? – спросил Майрон.

– Не знаю.

– Но хоть какая-нибудь идея?

– Никакой. Двадцать лет она была для меня призраком. – Девушка показала рукой в сторону. – Здесь налево.

Майрон свернул.

– Ты не возражаешь, если я поставлю на твой телефон определитель номера? Вдруг они снова позвонят?

– Хорошо.

Он свернул налево.

– Расскажи мне о своих отношениях с Хорасом, – попросил Майрон.

– Нет.

– Я не хочу лезть не в свое дело…

– Это неважно, Майрон. Люблю я его или ненавижу, все равно тебе придется искать его.

– Ты получила постановление суда, запрещающее ему к тебе приближаться?

Девушка помолчала. Потом спросила:

– Ты помнишь, каким он бывал на площадке?

– Сумасшедшим. И наверное, лучшим тренером из всех, кого я встречал.

– И никогда не успокаивался на достигнутом?

– Да, – согласился Майрон. – Он учил меня играть без изысков. Это не всегда давалось легко.

– Да, но ты был лишь подростком, который ему нравился. А представь себе, как трудно было быть его собственным ребенком. Теперь вообрази, что эта его неуспокоенность на площадке усугублялась постоянным страхом потерять меня. Он боялся, что я сбегу, брошу его.

– Как мать.

– Верно.

– Видимо, тебе тяжко пришлось, – заметил Майрон.

– Не то слово! – выдохнула Бренда. – Три недели назад у нас была рекламная разминка в школе Ист Орэндж. Знаешь, где это?

– Конечно.

– Два парня из зала расхулиганились. Ребята из старших классов, баскетболисты. Они были пьяные или накурились чего. А может, просто панки. Не знаю. Но вдруг начали орать всякое в мой адрес.

– Что именно?

– Разные гадости. Например, что бы они хотели со мной сделать. Мой отец вскочил и бросился к ним.

– Я его понимаю, – заметил Майрон.

Она покачала головой.

– Тогда ты тоже неандерталец.

– Почему?

– Зачем за ними гнаться? Защитить мою честь? Я уже взрослая, мне двадцать пять лет. Все это джентльменское дерьмо мне до лампочки.

– Но…

– Никаких но. Вся эта история, то есть то, что ты здесь, – самый настоящий мужской шовинизм, хотя я вовсе не ярая феминистка.

– Что?

– Болтайся у меня между ног пенис, был бы ты здесь? Звали бы меня Лероем и позвони мне пару раз какой-то идиот, стал бы ты защищать бедняжку?

Майрон колебался на секунду дольше, чем нужно.

– И вообще, – добавила она, – сколько раз ты видел мою игру?

Перемена темы застала Майрона врасплох.

– Что?

– Я три года подряд считаюсь игроком номер один. Моя команда дважды становилась чемпионом страны. Нас постоянно показывали по телевизору, в финале даже по общенациональному каналу. Я училась в Рестонском университете. Это всего в получасе езды от твоей квартиры. Сколько моих игр ты видел?

Майрон открыл рот, потом быстро закрыл.

– Ни одной, – признался он.

– Ну конечно. Баскетбол для кур. Не стоит тратить время.

– Не в этом дело. Я вообще теперь редко смотрю матчи. – Он сам чувствовал, насколько неубедительно его объяснение.

– Бренда…

– Забудь все, что я наговорила. Глупо было заводиться.

Ее тон заставил его умолкнуть. Майрону хотелось оправдаться, но он не имел понятия, как это сделать. Поэтому предпочел молчание. Видимо, в будущем ему часто придется делать такой выбор.

– Следующий поворот направо, – подсказала Бренда.

Молчание повисло над ними, как тяжелое облако. Майрон дождался, когда оно рассеется.

– Что случилось потом? – спросил он.

Она вопросительно взглянула на него.

– С двумя панками, которые тебя обзывали. Что отец с ними сделал?

– Прежде чем что-то произошло, вмешался охранник и выкинул их из зала. Папу тоже.

– Тогда мне неясно, зачем ты все это рассказала.

– На этом история не кончилась. – Бренда сделала паузу, опустила глаза, по-видимому, набираясь мужества, потом продолжила: – Через три дня этих парней – Клея Джексона и Артура Харриса – нашли на крыше жилого здания. Кто-то их связал и перерезал им ахиллесово сухожилие[10]секатором.