Его мысли в который раз обратились к Марике. Только с ней он мог поделиться своими тревогами. Удивительно, но полуграмотная, уличная девчонка всегда понимала его лучше других. Вероятно, мудрость приходит не из энциклопедий, и не глубокие познания в науках помогают людям понимать друг друга.

Глебу почудилось, будто его кто-то позвал. Он прислушался. Только листья шуршали под копытами коня, словно нашептывали какие-то секреты. Ничто не нарушало торжественного покоя леса. Не слышно было даже птичьего гомона, будто ушедшее лето забрало его с собой. Лишь с тихим шелестом падали увядшие листья.

Сзади послышался хруст ломающейся сухой ветки. Глеб обернулся, и его внимание привлекло движение за деревьями. Не задумываясь о том, что он может столкнуться с диким зверем, Глеб направил коня в ту сторону. Продравшись сквозь заросли, он увидел небольшую полянку, окруженную рябинами. Деревца стояли нарядные, в кружеве красновато-оранжевых листьев. Их ветви были щедро украшены гроздьями рубиновых ягод. Поляна казалась удивительно радостной, поэтому высохшая коряга, торчавшая посередине, была особенно не к месту.

Глеб спешился и, держа коня под уздцы, подошел к коряге. Вдруг она шевельнулась. От испуга конь заржал и встал на дыбы. Поводья едва не выскользнули у Глеба из рук. Коряга повернулась, и Глеб увидел, что принял за деревяшку сгорбленную старуху, одетую в бесформенные лохмотья. От ветхости ткань давно потеряла свой первоначальный цвет и стала коричневой, как древесная кора. Старуха сидела на пне, таком же старом и трухлявом, как и она сама. Ее лохмотья сливались с растрескавшейся корой, будто она и сухая деревяшка были единым целым. Тяжело опираясь на клюку, старуха встала. Суставы ее хрустели, точно старое дерево скрипит на ветру. Она была такая древняя, что, казалось, вот-вот рассыплется.

— Мил человек, пожалей старушку. Ноги у меня больные, не держат. Ходить невмоготу. Будь добренький, отдай мне своего коня, — попросила старуха.

Конь фыркал и пятился назад, будто понимал, о чем идет речь, и показывал, что не хочет менять хозяина. Глядя на странную старуху, Глеб был готов поверить в легенды о лесных духах, которые якобы в стародавние времена водились в здешних лесах. Да и конь вел себя на редкость беспокойно. Глеб заколебался. Если старуха и впрямь связана с ведовством, то отказать ей было бы рискованно. Но отдать своего любимого скакуна неизвестно кому было равносильно предательству.

— Я не могу отдать вам коня, но с радостью подвезу вас, куда скажете, — учтиво предложил Глеб.

— Что ж, неплохая мысль, — лукаво усмехнулась старуха.

Не успел Глеб опомниться, как она шустро, вприскочку подбежала к нему, куда девались ее немощь и хворь. Конь метнулся, вырвал поводья из рук Глеба и, почувствовав волю, точно взбесившись, поскакал прочь. Глеб рванулся за скакуном, но стоило ему повернуться к старухе спиной, как та шустро вскочила ему на закорки и, оседлав, бойко прикрикнула:

— Вперед, залетный!

Глеб попытался сбросить с себя старую каргу, но она намертво вцепилась в него скрюченными пальцами.

— Вези, вези. Сам обещался. Я тебя за язык не тянула, так что не обессудь. Эх, разгонись, пошевеливайся! — разошлась старушенция.

Хватка у нее была мертвая, и скоро Глеб понял, что сопротивляться бесполезно. Стоило ему замедлить шаг, как она больно пришпоривала его пятками. Сбиваясь с дыхания, он спотыкался о торчащие из-под земли корневища, но старуха, будто не замечая его усталости, с гиканьем и хохотом, гнала все глубже в чащу.

Глеб не знал, сколько времени прошло, когда они оказались в ельнике. Солнце не просеивалось сквозь сито пушистых ветвей. Здесь царил полумрак, и даже не верилось, что неподалеку буйствовали золото и пурпур осени.

— Тпрру! — скомандовала старуха и соскочила на землю. Из Глеба точно вынули стержень. От изнурения он едва не рухнул, но удержался, схватившись за стоящее рядом дерево.

— Хорош скакун, ничего не скажешь, — одобрительно произнесла старуха и пообещала: — За это я, пожалуй, тебе хорошую службу сослужу. Правда, не задаром. Видишь ель вековуху? Коли сговоримся, все шишки под ней будут твои.

Она указала на могучее дерево, которое возвышалось над своими соседями. Глеб никогда не видел таких гигантов. Его верхушка уходила далеко в небо, как будто хотела проткнуть облака. Под узловатыми корневищами темнело большое дупло, возле которого валялись еловые шишки.

— Такого добра по всему лесу навалом, — сказал Глеб.

— Нет, брат. Шишка шишке рознь. Чем стоять, как истукан, лучше бы на товар поглядел, — старуха подтолкнула Глеба к дереву, и тут он заметил, что в дупле что-то поблескивает. Приглядевшись, он увидел, что оно устлано серебряными монетами.

— Хороши шишечки? — хихикнула старуха и хвастливо продолжила: — Серебро чистейшей пробы, не поддельное.

— Мне и серебра не нужно, — отказался юноша.

— Так ведь серебро непростое, такого ни в одной казне не сыщешь. Монет тут не считано, не мерено, и каждая — неразменная. Если такой клад против кошелька Лунного рыцаря поставить, то, пожалуй, откупишься, — хитро прищурилась старуха.

При упоминании о Лунном рыцаре у Глеба пересохло во рту. Видно, недаром старушенция подкараулила его на дороге. По повадкам как есть ведьма, под стать Ведунье из Лисьей норы. Та тоже всегда сулила золотые горы, а взамен душу требовала. Но эти штучки у них не пройдут. Еще будучи мальчишкой, Глеб не польстился на бесовский обмен, а теперь и подавно не собирался вступать со старухой в торги.

— И что же вы хотите за клад? — презрительно спросил он, заранее зная, каков будет ответ, но лесовуха неожиданно сказала:

— Оберег, что висит у тебя на груди.

Глеб обескураженно уставился на старуху. Еще недавно он ни за что не согласился бы расстаться с подарком Марики, но теперь оберег казался не слишком большой ценой.

«В самом деле, не душу же старуха просит. Оберег для того и существует, чтобы уберечь от беды. Если удастся откупиться от рыцаря, значит, амулет исправно сослужит свою службу. Марика поймет и простит», — убеждал себя Глеб.

— О чем тут раздумывать? Голыш с дырочкой взамен на свободу, чем не честный торг? Коли оберег тебе подарен, значит, можешь распоряжаться им по своему усмотрению, — настойчиво уговаривала старуха, угадав его сомнения.

— А вдруг рыцарь не согласится принять в уплату клад? — все еще колебался Глеб.

— Сделка верная. Пуще всего рыцарь жадность не любит. Коли отдашь ему все монеты, он согласится на обмен, слово даю. А у лесных духов слово верное. Давай оберег, — поторопила его Лесовуха.

Глеб снял амулет и протянул его старухе. Та поспешно выхватила камешек и спрятала его в складках одежды.

— Вот уважил так уважил. Но и ты внакладе не остался, — подмигнула ему Лесовуха. Юноша посмотрел в дупло. Серебро исчезло. Вместо него в дупле валялись пустые, отшелушенные шишки. Он оглянулся на старуху, но той и след простыл. Глеб побелел, как полотно. Как он мог поддаться на уговоры старой плутовки, ведь сразу понял, какого она роду-племени. Лешим да водяным только дай над человеком поглумиться, они уж своего не упустят. Теперь у него ни оберега, ни клада.