Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«И я тоже, как этот пёс, ковыляю по жизни, лаю на всех – на кого надо и не надо. А самому скулить хочется. Особенно после работы или во сне, когда приснится Светка. Вот и её облаял тогда. Зачем? Два года не могу понять, что нашло? Почему не сдержался? Все из-за этой работы, которая калечит нервную систему. Она словно стальная пружина. На работе сжимается, а дома “выстреливает”, заставляя выпускать пар на родных и близких».
Взгляд упал на часы.
«Опаздываю!»
Он наконец завёл машину и тронулся с места. Непрогретый автомобиль пару раз дёрнулся, скакнув, как заяц. Пёс продолжал смотреть в глаза Егору, словно укоряя его за такую трусливую прыть. В глаза! Это было странно. Обычно собаки смотрят без акцента и не могут долго задерживать взгляд. А этот держал. Егор стал объезжать животное и перепроверил, взглянув на ходу в его угольки глаз.
«Так и есть, смотрит, сучий потрох!»
Он продолжал держать на собаке взгляд, надеясь, что пёс первым отведёт глаза. Уступит ему – человеку! Но глупое животное словно издевалось. Он чувствовал, что не должен ехать, отведя взгляд от дороги, но человеческая гордость не позволяла ему проиграть беспородной дворняге. Он только успел услышать глухой стук тела, а оглянувшись вперёд, увидел чью-то тень, перелетающую через капот автомобиля.
«Убью! – почему-то первое, что пришло ему на ум. – Пришибу эту хромую тварину!»
Он выхватил из кобуры пистолет и, сняв с предохранителя, послал патрон в патронник. Рванув дверь, Егор выскочил не в сторону жертвы ДТП, а в направлении этого рокового пса, который окончательно сломал ему жизнь. Вскинув руку, он выискивал мушкой пистолета виновника происшествия, всерьёз желая поквитаться с животным. Но собаки и след простыл. За несколько секунд «трёхногий» испарился, словно пары эфира. Работник полиции обречённо вернулся к машине, издали видя приличную вмятину левого переднего крыла. То место, на которое пришёлся удар по пешеходу.
«Все, конец, …лять! Доигрался в переглядки! С собакой! Теперь погоны слетят. И попрут с работы. Что с потерпевшим? Господи, только был бы жив… Не понял… А где сбитый?»
Мужчина обежал всю машину по периметру, заглянул под кузов. Жертвы наезда не было и в помине. Оперативник, чувствуя, как его охватывает радостная эйфория, ещё раз убедился в наличии вмятины на крыле.
«Краска с крыла слетела. Знать, сильный был удар. И на капоте вмятина, словно по нему что-то перекатилось. А тела нет. Лихо! Мать твою… Повезло. Знать, день не так уж и плохо начался. И всё равно, не надо было окликать эту трёхногую шавку. Надо сегодня выжрать и проститутку ту… Как её звать? Неважно. Главное, опять не называть её Светкой. А то подумает, что больной. Да и хрен с ней. Пусть о чём хочет, о том и думает, а я снова назову её Светиком. Чтобы хоть ненадолго погрузиться в эту сладость. Пусть и ненатуральная сладость ощущений, а всего лишь суррогат, иллюзия». Неожиданно он увидел в окне дома на первом этаже, среди занавесок, чьё-то лицо. Встретившись с Егором взглядом, наблюдатель, словно брошенный в воду камень, моментально погрузился в глубь помещения. У окна, словно расходящиеся по воде круги, остались лишь колышущиеся на окнах шторы.
«Свидетель. Он всё видел! И как я сбил, и как потерпевший ушёл».
Мужчина, не желая испытывать удачу дважды, поспешил ретироваться и, впрыгнув в автомобиль, рванул с места. В отделении он перво-наперво обратился к дежурному. Никаких сообщений о сбитых пешеходах или обращений с травмами в больницу не поступало. Он перевел дух, и это не осталось незамеченным. Дежурный капитан полиции смотрел на Егора с ухмылкой. Они всегда не любили друг друга. Дежурный не любил оперуполномоченного Егора Грачёва за то, что он был предан работе и профессионален. А капитан Грачёв не любил этого «наевшего ряху» полицейского офицера по диаметрально противоположным причинам. А еще потому, что от капитана воняло дорогим французским одеколоном, которым он пытался перебить запах ментовки. Егор знал, откуда берутся деньги у его коллеги на французскую парфюмерию, – из карманов многочисленных задержанных, которые поступали в дежурную часть с периодичностью заводского конвейера. Не то чтобы он был слишком честным и никогда не брал мзду. Но он делал это крайне редко, и чаще от благодарных потерпевших, и уж никогда от преступников. Этот же «стриг» всех, не гнушаясь и последней сотней рублей. Он как-то застал его под утро вместе с помощником, когда они считали суточную выручку, с любовью разглаживая смятые, замусоленные, испачканные кровью бумажки, и раскладывали их по номиналу. Он тогда сфотографировал их на мобильный телефон и еще долго пугал разоблачением, пока они не выкупили компрометирующую фотографию за бутылку армянского коньяка.
Это было ещё два года назад, до исчезновения жены. Память мужчины постоянно соотносила все воспоминания с тем, когда это было. До или после. Словно Егор проживал две жизни вместо одной. Первая была вместе с женой, вторая началась после её исчезновения и длилась уже два бесконечно длинных года. Как будто время остановилось не только на домашних часах. Словно потерялась не любимая женщина, а вечная батарейка от его, Егоровых, часов жизни. Вот он и ностальгирует по тому времени – «…до», когда жизнь пролетала в вихре счастливых мгновений. Тех мгновений, которые до сих пор притягивают к себе мысли мужчины.
«Я тогда был на самом хорошем счету у начальства, и мне пророчили должность начальника уголовного розыска. Вот-вот должны были дать майора и новую должность. И квартиру! Нам обещали квартиру, сразу по вступлении в должность… И ничего… Жена пропала… Я один. Капитан. Без повышения по службе и квартиры продолжаю жить с дочерью всё в том же клоповнике».
Грачёв зашел в кабинет, автоматически протянул и крепко сжал руку своему коллеге и соседу по кабинету лейтенанту Власову.
– Полегче нельзя? Я ведь просил, – скривился от боли его коллега.
«И чего дальше? Растить дочь, ловить преступников и «жарить» проституток? И так до пенсии. А дальше? Дочь выйдет замуж. А я?»
Не получив никакой реакции, лейтенант выругался.
«Жена, наверное, сменила фамилию. Вышла замуж и сменила. Обычное дело. Поэтому розыск не дает результатов. Эх, знал бы я хоть адрес какой-никакой её родни, то через них мог найти, а так…»
«Вот, сука, урод. Сколько раз ему говорить, чтобы не жал своими «клещами» сильно. Повезло сесть с ним в один кабинет. Недаром с этим придурком никто не хотел сидеть. Воспользовались мною, молодым лейтенантом, после «вышки» только пришедшим. «Перенимать опыт будешь», – сказали. Какой опыт у него перенимать, если он, сука, словно немой, в час по чайной ложке. Блин, ему трепанацию нужно делать. С таким соседом ни денег срубить лёгких, ни опыта получить. И ребята чего-то недоговаривают, говорят, за ним тянется какая-то тёмная история… Кстати, начальник же его спрашивал».
Власов, испытывая садистское удовольствие, напомнил капитану, что начальник розыска срочно ждёт его с материалами по квартирному мошенничеству, в результате которого пара стариков-пенсионеров стали бомжами. В городе уже давно орудовала банда квартирных мошенников, которые втирались в доверие к одиноким пенсионерам и просто социально незащищённым людям и путем различных преступных манипуляций завладевали их квартирами. Молодой лейтенант полиции знал, что начальник требовал от Грачёва вынести постановление об отказе в уголовном деле, поскольку состоявшийся суд признал данную сделку законной. Капитан же считал иначе, и из-за этого у него с начальником был конфликт. Грачёв и на этот раз проигнорировал его слова, продолжая быть погружённым в собственные мысли. Словно утонул в параллельном мире. Однако громкий звонок из дежурной части заставил его «всплыть на поверхность». Он взял телефон внутренней связи.