— Ну, пойдем, посмотрим на твоего полкана.

Савва Ерофеич провел их через парадное крыльцо. Света внизу не было. В огромном лестничном камине ярко пылало здоровенное полено, при свете которого дородный немец-швейцар читал отпечатанную готическим шрифтом брошюрку «Как самому ввинтить электрическую лампу или проложить провод с безопасностью для своего здоровья».

— Ты бы, Густав Карлович, сказал управляющему, чтобы электротехнического мастера вызвал. А то неловко перед жильцами: третий день света при входе нету.

— Я ходил, — ответил швейцар. — Говорит, денег в конторе нет. Вот, дал лампу, — щвейцар показал на картонную коробку, лежавшую на полу. — «Ввинти, говорит, сам».

— Ну так возьми стремянку да ввинти.

— Я и читаю, как это делается, — с достоинством сказал немец.

— Ну, читай, читай, — покачал головой дворник. — Видать, вечером лестницу мести буду, опять тут у тебя коленку зашибу.

Выше первого этажа свет, к счастью, был. Площадки были отгорожены от лестницы прозрачной стеной с дверью — на третьем этаже из толстого бемского стекла, а на втором и на четвертом — из обычного зеленоватого оконного. У квартиры бразильского посланника стояли шикарные пальмы и драцены в кадках, а в других этажах топорщилась за стеклом плебейская аспидистра в горшках. На последних двух лестничных маршах изменился и ковер — ступени были покрыты зашарканными кусками, отлежавшими свой срок внизу. На верхней площадке между двумя аспидистрами в деревянных ящиках действительно стояла настоящая дощатая конура, а перед ней пустая глиняная миска. Из конуры показался собачий нос и принюхался.

Открыв стеклянную дверь, Артемий Иванович вошел, наклонился к носу и дотронулся до него грязным пальцем.

— Влажный, значит — здоровый. А я хотел ему хлебушка дать. Теперь не дам.

— Строг, но справедлив, — отметил поляк.

— И правильно, — согласился дворник, запихивая валенком нос обратно в конуру. — И так уж гадить горазд.

Внезапно, без звука поворачиваемого ключа или грохота крюка, распахнулась квартирная дверь, и на площадку выскочил невысокий человек с большой головой и огромной русой бородой.

— Что вы тут делаете?! — взвизгнул он.

— Пса инспектируем, — с угрозой ответил поляк.

— По какому праву?! Мне разрешено домовладельцем!

— Мы из Санитарной комиссии, — поляк сунул под нос академику пропахшую карболкой бумагу, свидетельствовавшую о занятиях ее владельца дезинфекторством. — Нам домовладельцы — не указ.

— Собаку на живодерню, а вас сейчас в дезинфекторскую при части, — сказал Артемий Иванович. — А квартиру окурить серой. Немедленно.

— Что??

— Собака пана академика, — вмешался поляк, — является носителем холерных вибрионов, и как таковая подлежит уничтожению. Самого пана академика также надлежит подвергнуть карантину при части, о чем и говорил мой помощник.

— Невежество! Да что вы понимаете в бактериологии!

— А нам и не надобно понимать, — заявил Артемий Иванович. — Ну что, оформлять все акты? Дворник, сходи за понятыми.

— Какое вопиющее безобразие! Я буду жаловаться! Как ваша фамилия?

— Вот, — поляк подал академику открытый лист. — Удовлетворен ли пан Кобелевский?

— Более чем, — предательская дрожь в голосе академика выдала его испуг с головой.

— Приятно иметь дело с образованными людьми, — сказал Фаберовский, не сдержав ухмылки, а Артемий Иванович топнул ножкой и приказал:

— Несите сюда два стула да ломберный столик и убирайтесь. В ближайшие две недели на улицу выходить только через черную лестницу!

Дверь захлопнулась, щелкнул замок, грохнул накидываемый крюк, захлопнулась вторая дверь, и все стихло, только явившаяся в мгновение ока мебель неприкаянно стояла рядом с конурой.

— Хорошее местечко для наблюдения, — подвел итог поляк, усаживаясь на один из стульев. — Если посыльный будет задержан для получения ответа, мы успеем спуститься вниз и перехватить его у подъезда, чтобы уже вести дальше. А ты, Савва Ерофеич, будешь нам самовар приносить.

— Эх, и заживем генералами! — сказал Артемий Иванович, доставая папироску из портсигара.

Закурить он не успел — внизу раздался услужливый бас швейцара, звякнули шпоры и кто-то стал подниматься по лестнице.

— Тс-с-с! — сказал поляк.

Дворник проворно спрятался за собачью будку. Пес в будке глухо заворчал.

— Уж не к профессору ли? — шепотом спросил Артемий Иванович.

— Не думаю, — так же шепотом ответил Фаберовский. — Офицер какой-то, судя по звону шпор.

Офицер поднялся до третьего этажа и позвонил в дверь поверенного в делах. Оба агента застыли, превратившись в четыре всеслышащих уха.

— Ах, это вы, капитан! — сказал человек, открывший дверь. — Министр не принимает сегодня.

— Скажите послу, что я привез письмо с согласием, которого он так дожидается.

— Ждите меня здесь.

Человек, открывавший дверь, ушел докладывать, и некоторое время Артемий Иванович и поляк слышали только шаги офицера по каменному полу и позвякивание его шпор. Наконец, капитана пригласили войти и дверь за ним закрылась.

— Наверное, переводчик открывал, — сказал на ухо поляку Артемий Иванович.

— Хотел бы я знать, что это за капитан, — прошептал тот. — Уж не он ли бразильцу корреспонденцию носит, о которой говорил Дурново? Надо бы за ним проследить.

— Подождем, пока выйдет. Может, он час у бразильца просидит. А если сядет на извозчика, то мы можем лихача у «Медведя» взять, он тогда от нас никуда не уйдет.

Дворник вылез из-за будки и, пообещав вернуться через час, отправился вниз, чтобы принести швейцару стремянку. Однако капитан пробыл у посла не больше получаса. В замке повернулся ключ, капитан вышел на лестницу и степенно пошел вниз.

— Как только он спустится до швейцара — бросаемся за ним! — шепнул поляк.

Внезапно дверь бразильца опять открылась и из нее выскочил переводчик.

— Сеньор капитан, подождите! Министр забыл передать вам письмо. Оно без адреса, но министр сказал, что вы знаете, кому оно предназначено.

Офицер вернулся, взял письмо, сунул его за борт шинели и продолжил свой путь. Поляк и Артемий Иванович напряженно вслушивались в удаляющиеся шаги капитана, и едва до них донеслось швейцарское: «Осторожно, я тут наверху вкручиваю лампу», кинулись в погоню. Сделав два прыжка по ступеням, Артемий Иванович понял, что так он далеко не убежит, оседлал перила и с залихватским посвистом унесся вниз. Фаберовский не решился последовать его примеру.

Не сумев вовремя остановиться, Артемий Иванович вышиб ногами из-под швейцара тяжелую деревянную стремянку. Швейцар ухватился за провод и закачался под высоким потолком в темноте. Услышав шум, капитан, уже дошедший до дверей, обернулся и тут же был смят рухнувшей стремянкой. Артемий Иванович бросился к нему на помощь, но получил от барахтавшегося капитана оплеуху.