– Отомстить, говоришь? – В руках Вахалия появился пистолет. – Хороша месть – глотку от уха до уха. Но чует мое сердце, что-то здесь не так. – Призрак свинтил глушитель. – А ствол-то совсем новенький.

– Да-а-а, похоже на то, – поддержал Семен. – Знать бы откуда?

– Кто-то нас убрать хочет. Да так, чтобы не запачкаться и кайцев подставить.

– Да ладно… зачем нас убирать? Мы люди мирные, да и хлопотно это.

– Вот и я о том же. Знают, что хлопотно, но хотят, очень хотят. – Призрак привинтил на место глушитель. – Грохнули кайца, забрали лук, стрелы… и на твоей, Сема, лурайде – к Беззубому. В тумане-то не видно, кто на корме. Пристрелили Беззубого с брательниками, а чтобы тень пала на дикарей, перерезали глотки. Кто станет разбираться, чем их к праотцам отправили? Кто бы ни нашел, долго думать не станет. Горло перерезано, значит, аборигены. А дальше как получится: или мы их, или они нас.

– А с чего ты взял, что это революционеры мою… ну, лурайду стащили?

– Больше некому. Зареченские побоятся. Да и не нужна она им.

– Ну да… лурайда – не катер, без навыков далеко не уйдешь.

– Вот и выходит, кроме рэволюционэров, некому. Кайцы отыщут своего покойничка, а вот вам и моя пешня. Мы находим Беззубого с перерезанной глоткой. На кого подумаем?

– А чего думать? Нас тоже хотели… ну это… грохнуть. Покойникам не до раздумий.

– Хотели бы, грохнули. На кой черт из лука стреляли? Включай мозги…

– Уж больно мудрено. Тихие они, «товарищи», сами всего боятся, а тут нате вам. Дикаря пырнули, мою… – Семен заглянул Вахалию в глаза. – Лурайду-то мы не нашли. Может, и не они, кто-то другой стащил?

– Там она, течением снесло. Да и черт с ней. Не о том думаешь. Как бы на ней мертвого кайца не оказалось.

– Упаси, Господи. – Семен перекрестился.

– Ладно, хватит гадать. Буди Тофика. – Вахалий побрел к реке.

– Ты куда?

– Лопату брошу, орешки заберу. Не с пустыми же руками к кайсал-вождю топать. Ружье Беззубого тоже подарим. Не пропадать же добру!

– Да, уж… – выдохнул Семен. – Попали так попали!

Рассвет медленно, осторожно выползал от реки. Туман отступил к низинам, скрывая под тяжелым молочным покрывалом ямы и овраги. Холодная роса скатывалась по листьям деревьев, кустов, падала на траву, обильно пропитывая и без того мокрую землю. Окружающий мир наполнялся птичьими трелями, где-то в лесу что-то постукивало, свистело, потрескивало.

– Как думаешь, кто это? – кутаясь в армейский бушлат, спросил караульный. – Что трещит?

– Хороший ты товарищ, Юрец, но, жаль, туповатый. Мне-то откуда знать? Может, зверь шастает, ветки ломает. А может…

– Зверь? – Юрец снял с плеча автомат, скрипнула дверь.

– Доброе утро, – поздоровалась девушка и сбежала по деревянным ступеням.

– Доброе, – запоздало ответили бойцы.

– Куда это она? – спросил Юрец.

– Отлить, куда же еще?

– Да ладно. – Солдат облокотился на перила и выглянул за угол.

– Ну что? Убедился?

– Врешь ты все. Девушки не такие. Они…

– Ты что, – солдат покрутил пальцем у виска. – Контуженый или прикидываешься? Не такие, а какие?

– Ну…

– Баранки гну. Придавило девчонку. По утрам все бегают.

– Да ну тебя, Славка, – отмахнулся Юрец. – Несешь всякую ерунду. У меня этих девчонок, знаешь, сколько было? И ни одна не бегала.

– Вот ты дуриндос! – Славка широко улыбнулся. – Да-а-а, Юрец, видно, здорово тебя по башке-то шарахнуло. Я же говорил, сходи к гранс-лекарю. Зря не пошел.

– Кому болтаем? – от двери спросил сержант.

– Мы не болтаем, – тут же выпалил Славка. – Ты чего, Димон…

– Боец! – Зажегся огонек зажигалки. – Ты из меня дурака не делай. – Сержант закурил. – Ты… – На ступенях появилась девушка. – Здравия желаю. Как спалось? – Димон протянул руку. – Скользко, давайте помогу?

– Нормально спалось. – Анастасия мило улыбнулась и, игнорируя помощь, проскользнула к распахнутой настежь двери.

– Уф-ф-ф! – выдохнул сержант. – Какой аромат! Да-а-а…

– Аромат? – Славка громко втянул носом, но, кроме сигаретного дыма, ничего не унюхал. – Где аромат?

– Слышь, зелень? – Димон выдохнул табачное облако. – Ты давно с гражданки?

– Второй год.

– А я пятый. Разницу видишь?

– Нет.

– Ничего, за треху перевалит, увидишь. – Сержант сбежал по скользким ступенькам и встал под молоденьким деревцем.

После сытного завтрака консервами и водой из фляг взвод покинул избушку. Пять минут быстрой ходьбы, и люди вошли в лес. Еще на подступах к стене высоких, трущихся о небо деревьев с лапинами огромных растопыренных, как пальцы, листьев запахло чем-то сладким, похожим на ваниль. На лохматых стволах пробивались острые иглы, а на ветках, усыпанных голубыми бутонами нераскрывшихся цветов, как зубцы на гребешке, торчали шипы. Ничего похожего бойцы раньше не видели. Возможно, именно поэтому никто даже не помышлял потрогать чудо-деревья.

Командир шел впереди колонны, глазел как на лохмато-шипастых исполинов, так и на зеленовато-коричневую паутину под ногами. Именно паутину – травой этакое причудливое сплетение из тонких нитей и едва заметных белых цветочков сложно было назвать.

– Койя, – указывая пальцем на мягкую подстилку, пояснила Анастасия. – Кайская постель.

– А это? – офицер взглянул на куст-шапку. Тоненькие веточки с крохотными зелеными листочками протыкали живую паутину бледно-розового цвета. Нити-усики, из которых и была сплетена шапка, подрагивали, сжимались, от чего куст казался живым, подвижным, меняющимся в размерах.

– Китойя, – мило улыбнувшись, поведала девушка. – Кайцы эти кусты называют головой Нанса. Апритайя Нансис – страж леса.

– Интересное название. – Взводный потянулся к розовой паутине. Шапка прогнулась, выставив напоказ щетку из кривых шипов.

– Осторожно. – Анастасия взяла офицера за руку и отвела в сторону. – Китойя небезопасна. Ну… если вы не капатура. – Девушка тихо хохотнула и пошла вперед.

– Капатура?

– Да. Именно так кайцы называют свиней.

– Свиней? А что, они здесь водятся?

– Угу. Лохматые симпатичные серые свинки.

– А разве такое бывает? Откуда им здесь взяться?

– Скажете такое! Первые колонисты завезли. Там, где сейчас город, были фермы.