Катя не выдержала и оглянулась на своих словоохотливых соседей. Боже мой, неужели в ночном поезде за чашкой кофе, за рюмкой коньяка нет других более веселых, жизнерадостных тем?

Кровавая неразбериха… Имя артиста цирка Валенти ей ничего не говорило. Скорее всего, это звучный псевдоним. В то время модно было брать разные там иностранные фамилии для манежа. Но история, кажется, довольно интересная, жаль, что только в обрывках. Ну, сделают репортаж, фильм в стиле ретро, типа «Следствие вели», покажут по телику, вот и узнаем подробности.

– А ты детей этой его ассистентки упоминал. Они что, тоже были убиты? – спросил репортера с бородкой его собеседник, как поняла Катя, видимо, нанятый в поездку оператор.

– Дети бесследно исчезли за четыре месяца до убийства – в декабре. Их искали всем городом. Но тогда зимой и весной сорок восьмого так и не нашли.

Раздался резкий гудок электровоза. За окном вагона-ресторана замелькали огни встречного поезда. На дне Катиной чашки темнел толстый слой кофейной гущи.

Когда вы сходите с поезда на перрон чужого незнакомого города, а поезд, погудев на прощание, следует дальше, почти сиротское чувство овладевает вами. Хочется ехать дальше и как-то даже не верится, что вот это и есть конец пути, тот самый пункт назначения, куда вы купили билет.

Поезд ушел. Катя осталась на перроне. Было утро. Был город Двуреченск. В промытых дождем небесах над городом цвела радуга. Она была потрясающей и вместе с тем какой-то ненастоящей, как будто нарисованной акварелью – яркой и одновременно размытой.

Радуга выгибалась коромыслом над желтым потрепанным зданием городского вокзала, давно уже не знавшим ремонта. И над привокзальной площадью она дыбилась горбом, накрывая собой, как куполом, дома, старый рынок и мост через реку. Она и сама была похожа на мост, перекинутый оттуда – сюда, из одного мира в другой.

Катя созерцала радугу, ощущая по-прежнему то самое сиротское чувство одиночества. Анфиса не встречала ее в Двуреченске. Она и не знала, что Катя уже здесь. Как воспримет она этот спешный приезд, это, по сути, вмешательство со стороны в свою незадавшуюся личную жизнь?

«Если с ней все нормально и если она не захочет пока вернуться в Москву, если я только почувствую, что ей мое присутствие сейчас в тягость, то что ж, вот вокзал, вон касса. Из-за еще одной ночи в поезде на куски я не рассыплюсь», – решила Катя, подхватила вещи, поискала глазами на перроне тех самых говорунов – журналистов из вагона-ресторана (вроде как они здесь тоже должны были сойти, но нет, не видно их что-то) и пошла на площадь искать такси или частника, который довез бы ее до «Валдайских далей».

Рынок у вокзала уже открылся, но покупателей на нем было кот наплакал. Да и продавцов тоже. Такси Катя тоже не засекла. Зато узрела у двухэтажного магазина «Продукты – Хозтовары» забрызганный грязью джип. Хозяин его вышел из магазина с картонной коробкой пива в руках. Это был плечистый спортивного вида парень, одетый в пятнистые брюки цвета хаки, в бейсболку и куртку-бомбер. Он загрузил пиво в джип, а потом неторопливо прикурил от зажигалки, явно никуда особо не торопясь. Катя ощутила на себе его взгляд – оценивающий и липкий, как смола.

Открылась дверь соседней с магазином «Аптеки». На пороге возникла брюнетка в накинутом на плечи белом халатике. Она была маленькой, крутобедрой, пышно-грудой. Ровный загар золотил ее смуглую кожу. Черные брови вразлет. Пухлые губы, накрашенные вишневым блеском. Белые джинсы-стрейч и черная кофточка с глубоким декольте выгодно подчеркивали ее весьма аппетитные для мужского глаза формы. Она ни капли не походила на провизора, несмотря на свой белый кокетливый халатик. И позже Катя поняла, что не ошиблась в той самой первой своей оценке: Анжела Юрьевна Харченко по прозвищу Аптекарша была владелицей аптеки, где отоваривался лекарствами почти весь городок.

– Чудная погода, – жизнерадостно сообщила она – нет, не Кате (на нее она лишь зыркнула с любопытством цыганским своим глазом: это что еще за птица к нам залетела, зачем?), а парню из джипа. – Я-то думала, дождик опять зарядит на целый день, а вот разгулялось.

Парень осклабился.

– Вы ведь из охотклуба? – прощебетала Аптекарша.

– Ну? – Парень перекинул сигарету из угла в угол рта.

– Славно отдыхается там, наверное, сейчас.

– Ничего, все путем. – Парень несыто пялил глаза на глубокий вырез ее кофточки. – И тут все вроде путем, а?

– О, если не считать скуки.

– От изжоги что-нибудь найдется?

– Простите, что? А, да, конечно… Заходите, сейчас мои девочки подыщут. – Анжела Юрьевна, владелица аптеки, посторонилась, пропуская хозяина джипа. В дверях он словно бы случайно прижал ее к косяку.

Катя с досадой отвернулась – утро, а тут уже гормоны зашкаливает, заигрывают друг с другом напропалую. Тоже мне герой-любовничек, рожа протокольная. Но видно, не в роже дело, а в стати. А стать, фигура у этого «охотничка», хоть и дура, но дура накачанная, мускулистая, совсем как у…

Тут на ум пришел Анфисин «свет в окошке» Лесоповалов, и Катя ощутила прилив злости. Все из-за него. Зачем ехал сюда, зачем Анфиску тащил с собой, раз не сумел все там, в той своей семье, уладить перед отъездом? Мужики! Хотят, чтобы только им одним было хорошо. А на остальных плевать. А в результате… Черт, надо спешить в эти «Валдайские дали», встретиться наконец-то с Анфисой, узнать, в каком она там раздрае душевном.

Старушка, торговавшая вязаными носками и беретами у входа на рынок, посоветовала ей перейти на ту сторону железнодорожных путей – там, мол, стоянка, там и «шоферня день-деньской крутится». Катя прошла через здание вокзала. На стоянке действительно куковало несколько раздолбанных «жигульков» с оранжевой меткой «такси» на крыше.

Однако на перроне ее внимание привлекла еще одна шумная сценка: из отцепленного вагона с помощью лебедки целая бригада рабочих выволакивала какой-то внушительный контейнер, готовясь погрузить его в подогнанный прямо к вагону грузовик.

Работами командовал молодой полноватый мужчина в джинсах и черной фирменной толстовке.

– Осторожнее! – орал он на грузчиков. – Разуйте глаза – трос заело!

Лебедка натужно хрипела. Контейнер угрожающе раскачивался. Ощущение было такое, что грузят какую-то громоздкую мебель, а может быть, и концертный рояль. Но Катя ошиблась.

– Че это, п-правда катер? Ни ф-фига себе. И че, п-плавать на нем в натуре б-будете?

К мужчине по-свойски обращались два подростка, которых Катя поначалу в общей суете и не заметила. Вид у мальчишек был бывалый, скорее всего, они не впервые прогуливают в самом начале учебного года уроки, толкаясь на вокзале.

– У Б-Буркалова тоже к-катер моторный, – объявил один из них – заика.

– У какого еще Буркалова? – насмешливо спросил мужчина в толстовке.