И тут за дверью послышались приближающиеся шаги и женские голоса.

Эва испуганно метнулась к свободной кабинке и спряталась в ней.

Она сама не знала, чего так испугалась — может быть, просто не хотела, чтобы ее застали за тем, как она замазывает синяки. Не хотела еще раз увидеть в глазах незнакомых женщин презрение. Но теперь ей оставалось только сидеть тихо, как мышь.

Судя по голосам, в туалет вошли две женщины.

— Моего-то сегодня просто не узна-ать! — говорила одна из них, сильно растягивая слова. — Прямо как будто пра-аздник у него!

— А что так? — отозвалась другая с ленивым интересом, больше чтобы поддержать разговор.

— А у него сегодня допрос главной подозрева-аемой! — тянула первая. — Представля-аешь, оставила в автобусе чемода-ан с бомбой, а сама вышла на автозаправке и была такова!

Эва похолодела.

Оставила в автобусе чемодан… вышла на автозаправке…

Речь явно шла о ней.

— Ну надо же! — лениво отреагировала вторая женщина. Чувствовалось, что ее разговор не слишком интересует.

— Но кусок чемодана сохранился, — продолжала болтушка. — Я видела. Хороший был чемодан. Светло-коричневый, из дорогой кожи…

Коричневый… кожаный… это точно ее чемодан! Хотя у нее не совсем коричневый… Нет, это точно ее чемодан. Так, значит, в нем была бомба? Ужас какой!

Эве захотелось провалиться сквозь землю, сбежать…

Нет, убегать нельзя — тогда ее точно сочтут виновной!

Тут дверь туалета снова хлопнула, и раздался новый голос — строгий, постарше.

— Рыжикова, опять болтаешь? Забыла, где ты работаешь? Забыла, что нельзя обсуждать детали следствия с посторонними?

— Но Татьяна Семеновна, я ничего такого… — забормотала болтушка. — Я ничего не обсуждала… и я не с посторонними… я только с Ириной, а она своя…

— А ты уверена, что здесь больше никого нет?

— Конечно, никого! Вы же видите!

По кафельному полу простучали быстрые, решительные шаги, хлопнула дверь одной кабинки, другой…

Эва инстинктивно вскочила на унитаз и застыла, присев на корточки.

Хлопнула третья дверь, шаги остановились перед четвертой кабинкой — той, в которой затаилась Эва. Неизвестная подергала дверцу…

— Опять замок заедает! Надо будет Константину сказать, чтобы починил! Кажется, и правда, никого нет, но ты смотри, Рыжикова, будешь болтать — вылетишь отсюда в два счета!

Открыли кран, зашумела вода, затем послышался звук отматываемого бумажного полотенца, после чего тяжелые шаги утопали прочь.

— Мымра! — сказала болтушка Рыжикова. — Зараза!

— Строит из себя начальницу, а сама просто завхоз! — поддержала ее вторая женщина. — Но ты с ней поосторожнее, у нее кругом связи…

Дверь туалета закрылась за ними.

Эва выждала еще пять минут и вышла из кабинки. Ноги у нее дрожали. Надо немедленно взять себя в руки, иначе ее арестуют прямо здесь.

Эва подошла к двери, на которой был нужный ей номер, неуверенно постучала. Ничего не произошло, тогда она постучала громче. На этот раз из-за двери донесся приглушенный женский голос:

— Войдите.

Она толкнула дверь и оказалась в узкой комнате без окон, в которой были еще четыре двери. Напротив входа, за столом с компьютером и несколькими телефонами, сидела ярко накрашенная девица с короткой темной стрижкой, которая взглянула на Эву свысока и проговорила, растягивая слова:

— Вы к кому-у?

Эва узнала этот голос. Именно эта девица болтала в туалете со своей подружкой, именно она сказала о том, что на месте взрыва нашли фрагмент коричневого женского чемодана.

— Вы к кому-у? — повторила секретарша, и в ее голосе прозвучало чувство превосходства человека, приближенного к власти, над простыми смертными. То чувство, которое писатель Достоевский называл административным восторгом.

«Ничего, подруга, — подумала Эва, — недолго тебе здесь работать, если ты так болтаешь! Вылетишь отсюда в два счета!»

Конечно, она не выдала своих мыслей ни словом, ни взглядом. Вместо этого, скромно потупив глаза, Эва проговорила:

— К Семибоярову.

— Ах, к Артуру Альбертовичу! Одну минуточку, сейчас я узнаю, свободен ли он.

Девица сняла трубку с одного из телефонов и проговорила:

— Артур Альбертович, к вам тут… — она прикрыла трубку ладонью и тихо спросила Эву:

— Ваша фамилия!

— Стрижева.

— К вам тут гражданка Стрижева. Пропустить?

Выслушав ответ, девица положила трубку на рычаг и снисходительно проговорила:

— Можете войти! — показав глазами на вторую слева дверь. — Артур Альбертович вас ожидает.

Эва толкнула эту дверь и оказалась в небольшом полутемном кабинете. Здесь было окно, задернутое плотной темно-зеленой шторой, отчего все вокруг казалось зеленоватым, как будто Эва оказалась под водой. В детстве Эву водили на оперу Римского-Корсакова «Садко», так вот там, в сцене подводного царства, было такое таинственное зеленоватое освещение. Это впечатление усиливалось оттого, что на столе стояла включенная лампа с зеленым абажуром.

Стол был чистым, на нем лежала только одна раскрытая папка и стоял старомодный телефонный аппарат — не с кнопками, а с наборным диском, в центре которого была закреплена круглая металлическая пластинка с какой-то надписью.

За этим столом сидел человек неопределенного возраста, очень худой и бледный. Кожа его была такого зеленовато-серого оттенка, как будто вся жизнь этого человека протекала под землей, в сыром и темном подвале, и он никогда не видел солнца. Хотя, возможно, все дело было в зеленой шторе и такой же настольной лампе.

— Присаживайтесь, — буркнул хозяин кабинета, указав кивком на единственный стул по другую сторону стола.

Эва села. Теперь, когда она была ближе к столу, она сумела прочесть надпись на телефонном диске.

«Будьте бдительны. Телефон не обеспечивает полную секретность разговора».

Мужчина поднял на нее взгляд, оторвавшись от созерцания папки. Глаза его оказались красными, как у кролика. Эва подумала, что он, должно быть, плохо переносит солнечный свет, оттого и сидит с задернутыми шторами.

— Гражданка Стрижева? — проговорил он бесцветным, невыразительным голосом.

— Да, это я… — ответила Эва.

Хотя взгляд этого человека и сама обстановка его кабинета произвели на нее странное впечатление, так что она теперь ни в чем не была уверена, даже в собственном имени.

Семибояров уставился на папку и некоторое время изучал ее содержимое, затем снова поднял глаза на Эву и проговорил: