уму-разуму набираться, привыкать к новой жизни.

Уж не знаю, как валашский князь моего отца убедил, но тот согласие дал и даже кровью договор не скрепил. Что ж, мне оставалось только надеяться, что нет тайного умысла у князя, не обманывает он нас, и на жену будущую драконья магия указала верно.

Как только вышли мы за ворота, обогнули наши промысловые и углубились по тропе в лес, на сердце тяжесть опустилась. Даже Уголек шел медленно, уши свесив. Я погладила коня по шее, нагнулась и прошептала:

— Эй, дружочек, не грусти. Говорят, в Валахии много красивых лугов, а тепло стоит аж до середины осени.

Уголек заржал и мотнул головой, но веселее не стал.

Так мы и шли мелкой рысью почти до самой ночи, а когда на небе стали появляться первые звезды, то войники быстро по-солдатски организовали ночлег, сделав для нас с Иринь что-то похожее на небольшой шатер. Мы же решили не мешаться под ногами, а помочь с едой. Быстро разделали куски мяса, что нам бережно упаковали с собой, растерли солью и травами, размяли пальцами и оставили на воздухе, пропитываться. Натерли большой медный чан салом, повесили над костром и переложили мясо, а когда корочка появилась, да аромат пошел, то добавили пшена с водой. Похлебку эту научил нас делать дед, травник и охотник, душе его перерождения, сызмальства воспитывал в нас разные умения мальчишеские. Говорил, что хоть и княжны мы, но не все нам в избе сидеть, платья вышивать, надо и мир настоящий щупать. И заставлял нас изучать лесные премудрости. Вот и пригодилось.

— Ох, какой аромат! Весь лес пропитался, как бы к нам медведи не пожаловали, — шутливо сказал Больдо. Мы с Иринь улыбнулись и продолжили мешать похлебку двумя ложками для наваристости. Воин сел рядом с нами и принялся меч свой чистить, другие войники держались в стороне. Может, чужаков не любили, а может, князь приказал.

— А князь ваш где же? — спросила я у Больдо. Тот поднял на меня взгляд, вздернул бровь и насмешливо ответил:

— Отчего же «наш», княжна Лиль. Он теперь и «ваш» тоже, аль вы передумали замуж идти? Тогда придется сестру вашу забрать, а вас домой отправить.

Иринь прыснула, а я маковым цветом пошла по щекам и ушам. Стыдно! Хуже, чем с дитем малым разговаривает.

— Что случилось? — грозно спросил вышедший из-за дерева Василе, оглядел холодно и угрюмо уставился на Больдо. — Домой просится?

Стало еще обиднее, даже руки в кулаки сжались.

— Не прошусь, князь! Захотела бы домой, так взяла Уголька и вернулась обратно.

Лицо Василе все от злости искривилось, одним махом он выхватил меч и схватил меня за косу и рубанул острием. Силищи в нем было столько, что разом мне половину косы и отсек. Вручил мне обрезанное и холодно сказал:

— Вернешься, когда обратно отрастут. Я тебя держать не буду, Лиль. Но вернешься одна, без дитя. Ребенка не отдам. И не смей мне перечить при моих людях, девочка. Я не терплю непослушания.

Слезы я удерживала лишь чудом, не хотелось мне перед Василе плакать. Слабость свою демонстрировать и обиду. Пальцы до боли сжимали отрезанные волосы, теперь кос не плести — до лопаток обрезал. Зато понятен стал смысл женитьбы — наследник ему нужен был, а не семья.

Как только князь развернулся и пошел в сторону леса, поднялся и Больдо, выдохнул тяжело, а проходя мимо меня, сжал легонько плечо и последовал за Василе. Видимо, успокоить хотел разъяренного зверя. Ко мне же Иринь подошла и за плечи на себя облокотила.

— Ох, Лиля, думай, что говоришь мужчине. Особенно князю Василе Дракулу. Нрав у него жестокий. — Забрала у меня волосы и кинула в костер. — Давай с волосами помогу. Хоть венок наплету.

Я послушно села к костру и, пока Иринь плела, все думала, отчего же обида так быстро ушла. Загорелось во мне на слова насмешливые быстро, но сейчас ничего не осталось. И волос не жалко было. А князя жалко, такая в его глазах боль стояла, будто не мне косу отрезает, а себя режет.

Вскоре мы поужинали. Войники его сели у костра с одной стороны, а мы с Больдо с другой. Василе не пришел, но его будто и не ждали, лишь, когда Больдо доел свою порцию, положил еще, да и ушел в темноту леса, видимо, князя своего кормить. А похлебка удалась на славу: наваристая, соленая в меру и пряная. Не чета тому, что могли бы мужчины сварить.

Тепло от еды и костра разморило, как-то резко я усталость почувствовала, глаза стали слипаться. Иринь тоже выглядела сонной, а движения медленными.

— Пойдем спать, сестрица?

Иринь кивнула, подтянула на плечи шаль, и мы пошли к своим спальникам. Заползли под тканевый навес, опустили полог, сняли сарафаны, да так в штанах, завернувшись в шали, и улеглись рядышком, чтоб теплее было. И заснули сразу же.

Утром нас разбудил Больдо, позвал громко и ушел по делам. Иринь собралась быстрее, а я всегда по утру хуже спящего медведя была, просыпалась медленнее сестер, отчего они всегда надо мной потешались.

— Садись, волосы заплету, — сказала Иринь. — Открывай глаза быстрее, Лиля. Тут тебя ждать никто не будет, а нам верхом ехать.

— Так рань же несусветная, — пробурчала я в ответ. — До петухов встали. Солнце еще не прогрело землю, а мы уже на ногах.

— Красавицы, я вам кадку с водой принес для умывания. Князь велел без завтрака выезжать, поедим попозже, когда лес минуем, — Больдо говорил спокойно и бодро, будто хватило ему пары часов сна. Полог не открывал, так и общался через завесь.

— Спасибо, уважили девушек, — шутливо ответила Иринь и добавила: — Кашу вкусную на следующий завтрак сварим за это. — И прыснула в кулачок.

Слышно было, что и сам воин смеется.

— На это и рассчитывал, княженьки. — А потом ушел.

— Иринь, мерещится мне, аль ты ласковее и веселее с воином этим? — прошептала я ей в лицо.

Сестра щелкнула по носу и улыбнулась.

— Смотри, чтоб нос твой никто не укоротил. — Потом откинула косу на спину и сказала: — Сама не знаю, Лиль. Все внутри перемешано, будто нитей клубок. И нравится, и боюсь. Ты не смотри, что Больдо добр к нам. Он — правая рука Василе, и не менее жестокий воин.

Я потерла и нос и хитро улыбнулась.

— Интересно, а какая магия в нем?

Иринь сразу напряглась и переключилась на мои волосы.

— Узнаем в свое время.

— Главное, чтоб не к худу эти знания были.

Утром, когда вышли