Когда наконец подошла моя очередь, я, с облегчением заметив, что вонючий цербер потерял ко мне интерес, протянул контролеру свой бейдж и приказ о мобилизации. В проеме я уже видел спартанскую внутренность челнока. Стоящий передо мной парень, с которым я утром перекинулся парой слов, поднялся на борт, и настал мой черед. Я бросил последний взгляд на квадратик синего неба, видневшийся в высоте над зданием, спрашивая себя, когда я увижу его вновь, потом, под окрик офицера, велевшего мне поторапливаться, поднялся на борт баржи.

* * *

Ч – 27:13

Максимальный разгон занял минут десять, после чего реакторы отключились, предоставив челноку продолжить движение. Льето почувствовал, как его тело слегка приподнялось в страховочных ремнях. Он не сдержал веселого возгласа.

– Чувствуешь, братец? – со смехом спросил он.

Судя по удивленным восклицаниям в кабине, его товарищи по полету тоже осваивались с непривычным пьянящим ощущением: невесомостью. Но привлекательность новизны скоро улетучилась; в иллюминаторах возникло нечто особенное, привлекшее всеобщее внимание.

– Да, чувствую, – не сразу ответил Энгельберт. – Но снаружи есть кое-что поинтереснее…

Хотя Льето сидел спиной к проему, по лицу брата, сидящего напротив и устремившего взгляд наружу, он понял, что пропускает какое-то зрелище. Он повернул голову, едва не свихнув шею, и наконец увидел то, на что смотрели остальные.

Сначала он не различил ничего, кроме усеянного звездами неба, еще затуманенного мощным световым ореолом Земли, которую они оставляли за кормой. Уже и эта картина производила впечатление, но Льето почувствовал, как вдоль позвоночника пробежал холодок, когда рассмотрел темное пятно, которое быстро увеличивалось, пока под его изумленным взглядом не превратилось в парящую гору, опоясанную и усеянную мириадами световых точек. Гора и была их кораблем.

– Господи Исусе… – выдохнул он.

Траектория челнока провела их мимо передней части корабля, где они смогли полюбоваться воздвигнутой на носу фигурой: титанической статуей святого архангела Михаила, предводителя воинств небесных, воздевавшего меч возмездия. Ангел был так велик, так ослепителен, что все онемели от потрясения. Но где-то в глубине кабины один из солдат все-таки смог продекламировать:

По обе стороны фигуры светящимися буквами шло название корабля, подкрепленное девизом, который несли все суда Новой христианской империи: A. M. D. G. «Ad Majorem Dei Gloriam» – «К вящей славе Божией».

Вскоре МТА сменил курс, с тем чтобы пролететь вдоль борта до причальных портов, предоставив таким образом восхищенным солдатам возможность обозреть из первого ряда панорамный вид металлического колосса в два километра длиной.

«Святой Михаил» был раза в три больше в длину, чем в ширину. Высота его корпуса, более-менее прямоугольного в сечении, в зависимости от конкретных зон могла достигать четырехсот метров. Ближе к двум расположенным позади перпендикулярным оконечностям, в которых располагались вспомогательные палубы, корпус постепенно сужался.

Внизу четкие очертания корабля теряли чистоту своей безупречной линейности – там, где размещались технические установки, включающие в себя двигатели и генераторы поля. Льето вспомнил, как где-то читал, что именно здесь находятся пресловутые туннельные приводы, основанные на принципе исключения Рёмера, разработанном двенадцатью годами раньше в исследовательских лабораториях Фильсхофена, в Германии. Эти приводы стали решающим элементом в предложенном папой Урбаном IX на двадцать шестом году его понтификата глобальном проекте звездной колонизации, выходящей за пределы Солнечной системы. До этого выдающегося технологического прорыва Папское управление астральных наук считало подобные планы утопическими в силу межзвездных расстояний.

На верхней части корабля бросали свои полукруглые тени на главные палубы восемнадцать выстроенных в два ряда куполов. Льето знал, что основная их часть предназначалась для подготовки войск. Он прикинул, что самые большие имеют метров шестьсот в основании. Другие, поменьше, располагались внутри корпуса.

И все же самой поразительной суперструктурой для того, кто видел корабль впервые, была, безусловно, череда гравитационных арок. Эта часть «Святого Михаила», похожая на контрфорсы готического кафедрального собора, простиралась над всем кораблем, связывая воедино огромное гравитационное поле, созданное находящимися в трюме генераторами. Вращаясь вокруг корпуса со скоростью более ста десяти тысяч оборотов в секунду, оно позволяло поддерживать внутри силу тяжести, сходную с земной.

На внешней оболочке судна рабочие в скафандрах все еще вели последние многочисленные работы и наладку, а десятки транспортников выстроились в нескончаемую цепь, торопясь завершить снабжение корабля. Все в целом, казавшееся столь неколебимым и законченным, если смотреть издалека, вблизи больше походило на биомеханический муравейник невероятных размеров. По-прежнему взволнованный до глубины души Энгельберт прочел себе под нос «Отче наш». Многие солдаты в кабине выражали свое воодушевление куда громче, аплодируя и крича «виват».

Челнок вошел в гравитационное поле корабля, и все замолкли, удивленные возвращением собственного веса. Мелкие предметы, порхавшие в воздухе после отключения реакторов, разом упали на пол. Снаружи возникновение поля породило белую световую волну, распространившуюся во все стороны, чтобы медленно рассеяться через несколько сот метров, как рябь на поверхности воды. Этот феномен очень красиво смотрелся с борта «Святого Михаила», но был совершенно незаметен для пассажиров МТА.

А сам аппарат описал широкую дугу, выходя на осевую линию одного из гигантских ангаров, куда влетало и откуда вылетало множество суденышек. Затем, пройдя через восемь последовательных слоев, отделявших внутренний порт от пространственного вакуума компенсирующих полей, челнок снова включил отталкиватели и встал перед одним из дебаркадеров.

Люди покинули его всего за несколько минут, и началась разгрузка трюмов. Льето и Энгельберт не уставали восхищаться всем окружающим. Необъятность внутреннего порта «Святого Михаила» ничем не уступала его собрату в Нахоре. Энгельберт забавлялся, глядя, как брат озирается по сторонам с приоткрытым ртом и выпученными глазами.

– Я и впрямь впервые вижу, как ты любуешься чем-то, не оглушая меня воплями.

– Все так… невероятно. Я бы в жизни себе не простил, если бы пропустил такое зрелище.

К ним присоединились Дудон и Олинд, таща свое воинское снаряжение, выгруженное из трюма.