В одиночестве и полной неподвижности, на коленях в круге света стоял человек. Смиренный, кающийся, невозмутимый. Человек мог бы ждать так часами, а если нужно – и днями, если он того пожелает. Но этого не понадобилось, он появился.

– Святейший отец, – произнес Волкмар, склонив голову.

– Сын мой, – ответил Урбан IX мягким голосом.

У папы было такое безмятежное лицо, как если бы эта встреча стала приятной возможностью расслабиться, несмотря на очень плотное расписание, как если бы в самой деликатной миссии, какую он когда-либо поручал, наступила точка невозврата.

– Моя посадочная капсула готова, святейший отец, – объявил кающийся. – В последний раз я появляюсь перед вами.

– Значит, час пробил, Волкмар. Вся твоя подготовка, все твои жертвы обретут смысл.

– Да, святейший отец. Сердце мое переполняется радостью при этой мысли.

– Остерегайся свернуть со своего пути, сын мой.

Голос Урбана окреп и зазвучал властно:

– Этот мир тебе неизвестен. Возможно, он скрывает в себе опасности, и ты должен проявлять осторожность. Никогда не забывай, что миссия превыше всего. Она necessitatis maximae[97]. Ничто не должно помешать ей, ничто не должно поставить ее под угрозу.

– Да, святейший отец. Я не отклонюсь от цели. Ничто меня не остановит. Я приложу весь мой дух, все мое существо.

Урбан IX кивнул:

– Я всегда полностью доверял тебе, Волкмар. Ты мне как сын, и ты это знаешь.

– Да, святейший отец, я это знаю. И не разочарую вас.

– Нисколько не сомневаюсь. Однако отныне ты должен быть более скрытен. Я понимаю, что долгое заточение на борту стало для тебя испытанием, и тебе не единожды за прошедшие месяцы приходилось высвобождать свои… порывы.

– Да, святейший отец, и меня гнетет стыд, я всячески умерщвлял свою плоть, дабы наказать себя.

На этот раз Урбан покачал головой, словно неприятно пораженный тем, что услышал:

– Это не твоя вина, сын мой, я тебе уже говорил. Таковы… нежелательные последствия твоей подготовки, печальные побочные эффекты. Тебе заранее отпустили грех этих отклонений. Забудь о несчастных жертвах, считай их неизбежным злом. Миссия превыше всего.

– Да, святейший отец, миссия превыше всего, – как мантру, повторил Волкмар.

Теперь голос Урбана зазвенел, как если бы он обращался к большому собранию:

– Задача, которую тебе предстоит выполнить, возможно, самая великая, самая славная, какую только сын Божий брал на себя. Ты займешь особое место одесную нашего Создателя, когда Он призовет тебя к себе. Никто не должен помешать тебе преуспеть. Ни один смертный не вправе встать между тобой и будущим святой церкви. Слышишь ли ты меня, Волкмар? Ни один аристократ, ни один военачальник крестового похода, ни даже член Совета!

– Да, святейший отец, даже ни один член Совета.

Неожиданно Урбан оперся о подлокотники кресла и склонился вперед, словно желая приблизиться к своему собеседнику. Его голос перешел в шепот. Но этот шепот имел силу крика.

– Однако же, сын мой, ты должен забыть о том человеке, который преследовал тебя. Ты не должен искать мести Танкреду Тарентскому.

Волкмар по-прежнему стоял на коленях с опущенной головой, поэтому лицо его было неразличимо. Однако по его плечам пробежала дрожь.

– Я… этот человек представляет угрозу для…

– Нет, сын мой, повторяю тебе, и ты повинуешься: ты не должен искать мести!

В конце фразы папа возвысил голос, и короткое эхо разнеслось по кабине. Потом он вновь перешел на шепот:

– Я чувствую, что у тебя особое отношение к этому человеку. Твоя подготовка не допускает срывов, тебе невыносимо, что однажды он уже ускользнул от тебя. А более всего тебя сжигает желание заставить его заплатить за то, что он сделал с твоим лицом. Вот что мне не нравится. Это чувство – ибо о том и речь, ты испытываешь гнев из-за поражения, – так вот, это чувство вынудит тебя совершать ошибки, что недопустимо.

Урбан поднял глаза и устремил взгляд вдаль:

– Ты последнее звено в длинной цепи, сын мой. Цепи, которая связывает служителей Господа на протяжении веков, которая объединяет людей веры в нашего Творца, от Отцов церкви до нас сегодняшних. Понимаешь ли ты всю меру ответственности, которая лежит на нас, Волкмар? Стоит тебе проявить слабость, и ты дрогнешь. А значит, порвется цепь. Все, что мы сделали, все, что сотворили во имя спасения Церкви, обратится в прах. Можешь ли ты помыслить худшую участь?

Молчание.

– Итак, ты не будешь искать мести этому человеку. Таков мой приказ.

– Да, святейший отец, миссия превыше всего.

Благосклонная улыбка осветила лицо главы Новой христианской империи.

– Вот и хорошо, сын мой. А теперь ступай, тебе пора в твою капсулу. Будь сильным и не забывай, что Господь на твоей стороне, что бы ты ни делал. Я буду молиться за тебя. Прощай, Волкмар.

Испепелитель поднял наконец голову и прошептал:

– Прощайте, святейший отец.

Он плакал.